Убийство в морге
Шрифт:
И в голосе ее не было горечи, просто констатация факта.
Она сползла с Кобрика, и он ощутил горечь потери.
— Укол будет? — спросил он с улыбкой.
— На фиг, на фиг! — засмеялась Ольга. — Там столько успокоительного, что ты будешь спать до утра. А я просто на тебя смотреть? Не выйдет! Фигушки! Хоть ночь, а моя!..
И она осыпала поцелуями своего нового любовника.
— Скажи мне честно! — неожиданно встрепенулся Кобрик. — Ты не по заданию?
Ольга звонко расхохоталась:
— С
— Столько странностей было сегодня, — заметил Кобрик, — что можно подумать и это.
— Успокойся! Никто мне никакого задания не давал. Иначе я не пришла бы к тебе со шприцем… Но не только ты в растерянности, могу тебе открыть по секрету. И мое начальство тюремное в полной растерянности. Можешь мне поверить. Я все чую за версту. Почти экстрасенс… Не думай ни о чем. Все равно нам с тобой эту загадку не решить. Сотня мудрецов не раскрутит иногда того, что накрутит один дурак.
Затем Ольга быстро слетела с кровати и надела белый халатик.
— Чуть не забыла! — сказала она Кобрику. — Контрольный звонок всем дежурным. Через десять минут я вернусь.
Кобрик ждал ее эти десять минут, как ждут только на первом свидании. Он не думал о своей измене, о жене-невесте, с которой у него через несколько часов должна состояться свадьба.
Ровно через десять минут Ольга вернулась и принесла с собою бутылку «Киндзмараули», шоколадные конфеты, орехи, халву, изюм и фрукты.
— Гуляем! — улыбнулась она. — Утром надо было ехать на дачу к подруге, у нее день рождения, вот и купила заранее.
— Неудобно мне… — начал было Кобрик, но Ольга остановила его поцелуем, да таким, что у него все оборвалось внутри. Они стали пить вино и есть ту вкуснятину, которую Ольга должна была отвезти на день рождения подруги, прерываясь лишь для поцелуев и ласк.
13
Подготовка ко сну в двести шестой камере началась с того, что вертухай открыл дверь и зычно крикнул: «Вертолеты!»
Маленький, Рудин и Телок наперегонки бросились за дверь получить «вертолеты», деревянные настилы, сколоченные из узких планок.
Маленький, возвращаясь с настилом, нехотя сказал Поворову:
— Особого приглашения ждешь? Или на полу спать будешь? Ночи уже становятся холодными. Инвалидом станешь.
И Поворов бросился за топчаном.
Хрусталев нахально заявил:
— Поскольку Григорьев суток трое будет в карцере, я займу его место.
Может, претенденты и нашлись бы, но связываться с Хрусталевым никто не захотел, и он спокойно, по-деловому занял койку Григорьева.
Поворов, вернувшись с топчаном, застыл у двери, глядя на сдвигающих обеденный стол Маленького и Телка.
— А как мы в таком узком проходе поместимся?
Рудин рявкнул на него:
— Выбили из тебя
— А под какую? — растерянно спросил Поворов.
— Под ближайшую к параше! — ответил Рудин. — Но, поскольку нас меньше, можешь передвинуться. Поближе к окну, подальше от параши.
— На все время? — с тоскою протянул Поворов.
— Нет, успокойся! Завтра уже будут дергать на суд. Сойкин пойдет наматывать на рога, — пояснял Рудин. — Будет передвижка. На место Сойкина ляжет тот, кто спит рядом. Все передвинутся: на койку у параши ляжет тот, кто спит на «вертолете» у окна. Иногда за один только день полкамеры отправляется на клеймение.
И все стали укладываться спать. Но спать не хотелось.
Поворов топтался возле двери, не решаясь лечь под койку. Брезгливый с детства, избалованный донельзя, он сразу же представил себе, что лежащий на койке, под которую Поворов имел право лечь, Айрапетян будет назло ему пускать газы. Да и слова врача, что Поворова могут ночью поставить «в очередь», жгли голову, порождая нехорошие мысли.
Поэтому Поворов улегся прямо у входной двери, чтобы бежать было недалеко, ломиться в дверь.
Нарушителя установленного порядка надзиратель не заметил или не захотел заметить, а остальным было пофигу.
Даже Хрусталев, который сначала хотел наорать на Поворова за нарушение установленных правил, промолчал, нехорошо улыбаясь.
Рудин, с удовольствием вытягивая ноги на «вертолете», сказал с сожалением:
— Жаль, Кобрика от нас забрали. Байку какую-нибудь нам бы потравил.
Великанов неожиданно удивил всех своим предложением:
— Хотите, я вам расскажу, как единственный раз, и то трезвым, попал в вытрезвитель?
Это предложение было встречено воплем восторга.
— Каждый указ об усилении борьбы с пьянством — праздник для милиционеров! — начал свой рассказ Великанов. — Особенно в нашей шибко пьющей стране.
В милиции тоже трезвенников нет. Ну, может, какой-нибудь язвенник, кто только на халяву. Милиционеры пьют столько же, сколько немилиционеры, а качественно даже больше.
Просто указ этот они применяют против немилиционеров.
Не дураки же они, чтобы сами себя сечь. А других сечь не больно.
И два раза в месяц шла охота на тех, кто уже успел выпить.
А охотились те, кто очень хотел еще выпить.
Естественно, охотились по святым дням, после получки. А так как зарплата выдавалась на заводах, фабриках, учреждениях по разным числам — не иначе с милицией согласовывали, то и охота велась пообъектно.
Самыми любимыми объектами были заводы и фабрики.