Убийство в морге
Шрифт:
Григорьев схватил Хрусталева за ноги и сбросил со своей койки.
— Ты перепутал, Хрусталев! — спокойно заметил Григорьев ошарашенному Хрусталеву. — Умер Баранов, а я жив!
Хрусталев медленно поднялся с пола.
Все ждали драки. Но Хрусталев только злобно огрызнулся:
— Пока жив!
И сел рядом с мертвым Барановым.
«Не к добру!» — подумал Кузин и хотел предупредить Хрусталева, что нельзя сидеть на одной койке с покойником, но почему-то передумал.
Всем своим поведением
— Братва! — вдруг ахнул Рудин. — Помните, что говорил Сойкин?..
— Что? — не сообразил Великанов.
— Утром в нашей камере кого-то убьют!
Ошеломление, вызванное этими словами, было уже на порядок выше ошеломления от смерти Баранова.
— Ты хочешь сказать, что Сойкин слышал, как обсуждали смерть Баранова? Не смеши! Кому нужен этот придурок… — Телок почувствовал, что пришел его час.
— Костя! — укоризненно прервал его Кузин. — О мертвых только хорошее или ничего.
— Это — о людях! — огрызнулся Телок.
— А труп уже не человек? — осудил Кузин.
— Он так же был похож на человека, как обмылок на кусок мыла! — не сдавался Телок. — Меня он не интересует! Я хотел просто сказать, что это — не та еще смерть!
— Как не та? — заволновался Маленький. — Ты хочешь сказать…
— Да! — прервал его Телок. — Я именно это хочу сказать: кто-то из нас вскоре последует за Барановым.
Григорьев рассмеялся:
— Сойкин вас всех перепугал, помню, очередь на толчок сразу выстроилась, теперь ты, Телок, хочешь всех туда же отправить.
— Смейся, смейся! — пригрозил Телок. — Может, ты первый на очереди?.. Или ты? — указал он пальцем на Рудина. — Или ты? Или ты? Или ты? — ткнул он перстом поочередно в Айрапетяна, Маленького и Хрусталева. — Кто может поручиться, что следующая очередь не его?
И все, кроме Григорьева, побледнели. Даже Кобрик, которому оставалось в тюрьме находиться всего-навсего до обеда. Никто же ему не сказал, куда он отправится после обеда: на волю или в морг…
Баранов уже был свободен.
«Свободен! Наконец свободен!» — вспомнил Кобрик, и кожа его покрылась пупырышками от озноба.
Дверь опять противно проскрипела, и в камеру вошли двое заключенных, работавших санитарами при больничке.
— Где жмурик? — по-деловому спросил один из них.
— Не гони волну! — осадил его другой. — Солдат спит, служба идет. За перевыполнение плана по переноске жмуриков тебе твои полгода не скосят…
— Это за что же такие детские сроки дают? — поинтересовался Великанов. — Или мента по пьянке укусил?
— Ну да! — засмеялся санитар. — Это главный режиссер одного театра по пьянке мента укусил, так заработал два года сразу.
— А ты? — не отставал Великанов.
— А я плюнул и попал прямо в глаз! Что посчитали особой дерзостью, —
— Куда же ты плевал?
— А никуда! Они меня бить стали, а я им сказал: «Тьфу на вас!» И плюнул.
— И попал на полгода! — посочувствовал Великанов.
— Так кому попал! — с гордостью поделился санитар. — Полковнику.
Санитары не спеша переложили труп Баранова на носилки и унесли.
Следом в камеру вошел вертухай, собрал, молча и деловито, вещи и постель Баранова и тоже ушел, не забыв закрыть за собой дверь камеры.
Несмотря на отсутствие трупа, в камере опять установилась могильная тишина.
Григорьев присоединился к Великанову и Кузину, рядом с которыми еще находился Кобрик. Остальные сгруппировались возле Телка и Хрусталева. Эти боялись, так их напугал Телок. Совесть была нечиста, ждали возмездия.
А Григорьев, Великанов, Кузин и Кобрик возмездия не ждали. Таких явных грехов за ними не числилось.
— Что делать? — опять завопил испуганный Хрусталев.
— И кто виноват? — ответил ему спокойно Кузин. — Два извечных вопроса русской действительности.
— Тебе насрать на себя! — заорал на него Хрусталев. — Потому что похоронил уже свою судьбу. А мне надо жить!
— Зачем? — так же спокойно спросил его Кузин. — Жить надо, чтобы пользу приносить. А ты в мир нес одно горе!
— Тем, кто хочет кольнуться, я приношу радость, — успокоился Хрусталев, почувствовав родную почву. — И таких с каждым днем становится все больше и больше.
Телок решил форсировать события и исполнить данное следователю слово.
— О чем ты говоришь? — возмутился он. — Я хоть и Телок, но не собираюсь безучастно подставлять свою голову этим мясникам. Они меня не пощадят.
— Кто тебе сказал? — насмешливо перебил его Григорьев. — Ему вы нужны? Что вы о себе мните?
— А кому мешал Баранов? — спросил Хрусталев.
— Он увидел ночью что-то из того, что видеть не должен был! — пояснил Григорьев. — Его поэтому и отравили.
— Каждый из нас мог что-нибудь узнать или услышать! — не сдавался Телок.
— Что ты собираешься делать? — поинтересовался Григорьев.
Телок оглянулся на сгруппировавшихся вокруг него Хрусталева, Рудина, Айрапетяна, Маленького.
— Устроим бунт! Такой, чтобы волна дошла до самого высокого начальства, — заявил он гордо.
— Дурак! — коротко ответил Григорьев.
Хрусталев обрадовался возможности отомстить Григорьеву за унижение, которому тот подверг его, сбросив при всех с койки, как нашкодившего котенка.
— А что это ты всех дураками считаешь? — подскочил он к Григорьеву. — Ты считаешь себя таким крутым, что все остальные сявки?