Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?
Шрифт:
— Мы отправились в наш дом за городом. Примерно в половине десятого я понял, что мы забыли взять кофе. Поэтому я съездил в магазин на заправке.
Лунд была уверена в том, что Кемаль это выдумал. От начала и до конца.
— По дороге на дачу я вспомнил, что в субботу должен прийти рабочий. Я вернулся в квартиру, чтобы все подготовить для его работы.
Майер придвинул свой стул ближе к столу.
— В одиннадцатом часу кто-то позвонил в дверь. Это была Нанна.
Полицейские не перебивали его.
— Нанна
Майер откинулся на спинку стула, заложил руки за голову.
— Это все, — сказал Кемаль и допил воду.
— Она пришла, чтобы вернуть книги? — переспросил Майер.
— Школьные учебники? — предположила Лунд.
— Нет, это были мои личные книги. Карен Бликсен. Не знаю, почему ей так важно было отдать книги именно в тот день. Я удивился, — он пожал плечами, — но, конечно, взял их.
— В пятницу вечером? — опять переспросил Майер. — В десять вечера?
— Она всегда искала, что бы почитать. — Он на мгновение прикрыл глаза. — Я знаю, мне следовало рассказать вам об этом раньше.
— Так почему не рассказали? — спросила Лунд.
Он на них не смотрел, уставился на свои руки.
— У меня был неприятный случай с одной ученицей. Несколько лет назад. Меня ложно обвинили. Я боялся, что вы подумаете…
— Что подумаем? — спросила Лунд.
— Подумаете, будто у меня с Нанной были какие-то отношения. — Темные глаза встретились с пытливым взглядом Лунд. — Их не было.
— Это все? — спросила Лунд.
— Это все. Все, что я хотел рассказать.
Сидя на заднем сиденье служебного автомобиля, с выключенными телефоном и радио, Хартманн объезжал городские питейные заведения.
— Он должен быть где-то здесь, — сказал он водителю.
Кажется, он припоминал эту вывеску. Знакомое название.
— Вот он! Вот он!
В старом пабе было шумно и тесно. Полно посетителей, которые выпили больше, чем следовало. На столах бутылки, клубы сигаретного дыма под потолком.
Хартманн пробирался между столиками, вглядываясь в лица. Наконец нашел Мортена Вебера: курчавые волосы всклокочены, на шее шарф, сидит за столом с пятью мужчинами, молча пьет.
Хартманн встал перед ним, поднял руку с полиэтиленовым пакетом. Вебер недовольно вздохнул, встал и подошел к Хартманну. Инсулин доставляли в штаб кампании — туда, где Вебер проводил большую часть своей жизни.
— Видел тебя по телевизору, — сказал он, беря пакет.
Стакан в его руке был с виски, догадался по запаху Хартманн. И наверняка далеко не первый за вечер.
— Ты слишком занят, чтобы играть в доктора, Троэльс.
— Риэ думает, что ты болен. Она недостаточно хорошо тебя знает. Пока.
Вебер, слегка осоловевший, попытался улыбнуться:
— Я имею право
— Почему именно сегодня?
— Потому что ты наорал на меня.
— Ты сам напросился.
— Ну хорошо, еще раз попробую. Потому что захотелось побыть хоть немного за стенами нашей мраморной тюрьмы. Подумать спокойно, и чтобы перед глазами не мельтешили ни ты, ни она, ни остальные. И кроме того…
На его печальном морщинистом лице появилось выражение, которое Хартманн не сразу узнал, потому что никогда раньше не видел его у Вебера. Горечь.
— И кроме того, это совсем неважно, где я и почему. Ведь ты больше не слушаешь меня. Она-то знает, что ты здесь?
Он осушил стакан. Дошел до свободного стола, сел там.
— Ты даже не отстранил учителя, — проговорил Вебер. — И правильно сделал, насколько я знаю. А что думает Кирстен Эллер?
Хартманн опустился на скамью напротив Вебера.
— Она тебя уже послала? Или решила подождать до завтра? И что советует наша великолепная Риэ по этому поводу? Бежать за ней, умолять? Дать ей все, чего ни пожелает? Например, голову того учителя на блюде?
— Мне нужно, чтобы вы работали вместе.
— Неужели? То, что ты соизволил принести мне инсулин, совсем не означает… — Язык плохо слушался Вебера, но мыслил он по-прежнему четко. — Это не значит, что все в порядке.
Хартманн запахнул пальто, готовясь встать.
— Я хотел извиниться. Прости, что занял твое время.
— Бедный Троэльс. Стремишься всегда поступать правильно. Только вот советчики у тебя никудышные. Бедняга…
— Послушай, Мортен. Я прошу тебя вернуться завтра в штаб. Прошу до конца выборов не пить. И не ссориться с Риэ.
Вебер кивнул:
— Ага, теперь я тебе нужен. Когда ты оказался по уши в дерьме. — Пьяный смешок прервал его речь. — Ты понимаешь, что это только начало, а, Троэльс? Все эти прилипалы, которые окружили тебя, как только им показалось, что ты перспективен. И если ты их разочаруешь, тебе несдобровать. И берегись чиновников. Берегись своих однопартийцев. И в первую очередь Бигума.
Хенрик Бигум преподавал в университете и был не последним человеком в партии.
— При чем здесь Бигум?
— Он тебя на дух не выносит, и интриги — его стихия. Он будет тем, кто метнет в тебя нож. Но само собой, первым в бой не полезет, пошлет других. Ты не представляешь…
Никогда он не видел Мортена Вебера в такой ярости.
— Когда умерла твоя жена, Троэльс, — Вебер стукнул кулаком по столу, — ты сидел здесь. А я сидел там. Помнишь?
Хартманн не шевелился, не говорил, не хотел думать о том времени. Раздражающим фоном лилась из динамиков дешевая попса, слышались мужские выкрики — прелюдия перед пьяной потасовкой была в разгаре.