Учебка. Армейский роман
Шрифт:
— Виноват.
— И что же ты теперь будешь делать, а? В трусах в столовую пойдешь?
— У трусах не паложэно.
— Что не положено?
— У трусах не паложэно, — простодушно повторил Стопов.
— А что ж ты будешь делать, если не положено?
— Разрэшыте, я в казарме астанусь? — попросил Стопов.
— Я тебе останусь! Бегом в сушилку — найди там какую-нибудь подменку!
— Разрэшыте, я в сваем вэщмешке вазьму?
— Отставить — раньше об этом
Стопов побежал в сушилку. Пока он искал себе подменку, весь строй стоял, и ожила его по стройке «смирно». Наконец Стопов вернулся, держа в руках какое-то старое, дырявое хэбэ.
— Ты яго хоть мерыв? — спросил Шорох.
— Никак нет — было только тры минуты врэмени. Мог не успеть.
— А если малая будет? — насмешливо прищурился Шорох.
— А тогда он в столовую, как Буратино, пойдет — чтобы в следующий раз лучше мозги работали, — вместо Стопова ответил Гришневич.
В это время всеобщее внимание привлекли Валик и Ломцев, неожиданно появившиеся в кубрике. Подойдя к Гришневичу, Валик доложил:
— Товарищ сержант, курсант Валик из санчасти прибыл.
— Я не понял, Валик, тебя не положили?! — удивился сержант.
— Никак нет.
— А почему?
— Во-первых, там нет мест — перед нами на последнюю койку Мироненко из третьего взвода положили.
— Еще не положили — он там пока сидит и ждет больничную одежду. Он тоже с температурой, — поправил Валика Ломцев.
— А ты, Ломцав, што там столько делав — членам грушы акалачывав? — «поинтересовался» Шорох.
— Никак нет — я просто ждал. Если бы Валика положили, то узнал бы, да и вещи надо было бы принести из казармы — мыло там, щетку зубную.
— Мог бы придти в расположение. Если бы Валика положили, он мог бы сам позвонить в казарму. Взвод ведь постирался, а ты когда, Ломцев?
— Разрешите после обеда?
— Хорошо. Становись в строй. Нет, Василий — ты только посмотри: полную санчасть шлангов наложили, а больному человеку и места нет. Валик, тебе хоть что-нибудь сделали?
— Таблетку дали.
— Половину от головы, половину от жопы, да еще сказали, чтобы не перепутал, да?! — засмеялся сержант.
— От температуры, — смущенно пояснил Валик.
— И все?
— Нет. Сказали опять придти, если плохо будет. А завтра с утра, когда врачи придут — на прием.
— Ну а сейчас ты как себя чувствуешь?
— Терпимо…
— На обед иди вне строя. Можешь не торопиться и идти прямо сейчас. Стопов, а чего это ты до сих пор торчишь здесь в трусах?
— Жду прыказ. Или… Можэт што-нибудь ящо скажэте?
— Притомил ты меня, Стопов, своей простотой.
На ходу взвод шумно обсуждал Стопова. Больше всех старался Коршун:
— Вечно наш Стасик тормозит. Ну и дурак же он — перед самым обедом постирался!
— Так ведь и ты Стасик! Он — Стасик-большой, а ты — Стасик-маленький, — захохотал Резняк и толкнул Коршуна в спину.
— Чего тебе? — обиженно спросил Коршун.
— Да иди ты быстрее — чего посередине дороги стал?! — Резняк еще раз толкнул Коршуна и тот едва не упал на ступеньки.
— Ты меня уже заколебал, Резняк, понял?! Что ты свои руки распускаешь? — возмутился Коршун и остановился на площадке.
— Уйди с дороги! — крикнул бежавший сзади Петренчик и грубо толкнул Коршуна на стену.
Резняк вновь засмеялся и ударил Коршуна сапогом под зад. Коршун решил отомстить обидчику, но сзади раздался грозный окрик Ярова:
— Кто это там идти нормально не может? Сейчас на очки пойдет!
Коршуну ничего не оставалось, как молча снести обиду под наглые ухмылки Резняка.
Внизу взвод догнал Стопов. Его вид был еще более комичен, чем ожидалось. Мало того, что штаны оказались короткими, так они еще не сходились на поясе. Получились те самые «шорты Буратино», о которых предупреждал Гришневич. Хэбэ было дырявое в локтях и на спине. Казалось, что Стопов специально выбрал самую худшую подменку. В этом ужасном наряде курсант был чем-то средним между нищим и огородным пугалом. Словно по команде, вся рота уставилась в его сторону.
— Здравствуй, жопа — новый год! Я ведь предупреждал, Стопов. Неужели приятно такой чамой перед ротой стоять?
— Никак нет, — тихо ответил Стопов и опустил голову вниз.
— Становись в строй, — разрешил Гришневич.
Игоря же заинтересовала странная присказка Гришневича. Тищенко никак не мог уловить связи между новым годом и частью тела пониже спины, но, в конце концов, решил, что этой фразой сержант называет любое бестолковое или абсурдное событие.
Обед прошел без особых происшествий, и вскоре взвод возвратился в казарму. Стопов, придя в кубрик, сразу же стащил с себя лохмотья и отнес их в сушилку.
— Смотри — Стопов, словно ошпаренный, понесся. Запомнится ему сегодняшний день, — сказал Тищенко Тую.
— Еще бы! Не хотел бы я в таком рванье перед ротой появиться, — ответил Туй.
— Ты в кино пойдешь? — поинтересовался Игорь.
— А разве можно не идти?
— Можно, если сапоги у тебя сбиты или, к примеру, стираться надумал. А так, понятно, идти обязательно надо.