Учебка. Армейский роман
Шрифт:
Наконец, дали отбой тревоги. В столовую, как и предсказывал Петренчик, попали лишь через час. Все уже основательно остыло, и каучуково-резиновая каша большого аппетита не вызывала. Но ее все же ели. Ели уже хотя бы потому, что все равно ничего другого больше не было.
Суббота пролетела быстро. До обеда занимались на телеграфных аппаратах, а после обеда убирали территорию. Боевой листок Лозицкий вновь делал один — опала Игоря продолжалась и даже усилилась в последнее время после случая с шинелью.
После уборки
— Чего это из нашего взвода почти половина команды? Что нам — больше всех надо? — недовольно спросил Мазурин.
У входа их поджидали Атосевич и какой-то капитан, которого Игорь видел лишь пару раз, да и то мельком.
— Ну что, залетчики — есть желание работать?! — насмешливо спросил Атосевич.
— Почему это мы залетчики? — обиделся Гутиковский.
— А кто же вы? Конечно залетчики! Я специально приказал, чтобы мне залетчиков отправили. А ты, из какого взвода?
— Из второго.
— Тогда ты, может, и не залетчик. Сегодня вообще только второй взвод должен был работать, а из остальных — залетчики.
— А-а, — обрадовался Гутиковский.
— А чего ты радуешься? Сам смотри — в команду попали те, кто в последнее время залетал чаще других: я, Мазурин, Кохановский, Фуганов…, — Игорю не понравилось то, что Гутиковский стремился выделиться и попасть в привилегированное положение.
— Но я ведь не залетал!
— Значит, просто чем-то не угодил сержанту. Просто так он тебя сюда не отправил бы! — Игорь специально придал своему голосу полную уверенность в собственной правоте.
Но Гутиковский испуганно принял все за чистую монету:
— Ну да? А то я смотрю, что это он на меня сегодня косился. Может, что на тревоге не так было?
— Может и на тревоге…
— Так, орлы — кончаем базар и слушаем боевую задачу! Эй, воины ислама — вас это тоже касается! — Атосевич за пятнадцать секунд навел идеальный порядок и предоставил слово капитану.
Капитан коротко пояснил, что нужно делать и вместе с Атосевичем повел курсантов за угол столовой. Там он открыл одну из дверей и вошел внутрь. Постепенно за ним туда вошли и остальные. Комната была довольно большой, но ее размеры скрадывались из-за ужасного бардака и хаоса. Казалось, будто здесь был произведен обыск. По углам в живописных кучах лежали тряпичные горы хэбэ, рваных, засаленных подменок и поварских рубах, затасканных временем и человеческой неаккуратностью до неузнаваемости. Среди этих грязных айсбергов высились нагромождения наполовину сломанных стульев и столов, в углу валялись какие-то заплесневевшие котелки. К тому же, все это было покрыто толстым слоем пыли.
— Да уж, — озадаченно произнес
— Что будем со всем этим делать? — спросил Атосевич и брезгливо пнул сапогом один из заплесневевших котелков.
Котелок упал на кучу стульев и с грохотом исчез в ее недрах. Капитан едва заметно вздрогнул и вопросительно посмотрел на прапорщика. Атосевич понял, что его вопрос не дошел до адресата и вновь спросил:
— Я говорю — что будем делать? Ну и бардак же тут!
— Да уж — бардак! Я даже не знаю, что. Может, уберем? Все равно когда-то надо все это разгребать? — капитан вопросительно посмотрел на курсантов.
Но энтузиазма в их глазах не было, и капитан вновь перевел взгляд на прапорщика.
— А что делать — надо весь этот триппер выносить! Раз уж пришли — будем работать! Приступайте. Что совсем сгнило — несите на наташу. А что более-менее ничего, то…
— То отнесете в соседнюю дверь. Я ее сейчас открою, — пришел на помощь Атосевичу капитан.
Курсанты принялись за работу и сразу же подняли тучи пыли. Атосевич остался в комнате, а капитан встал между двумя дверями и начал следить, чтобы никто ничего не утащил. Но таких попыток никто не делал, и капитан вновь пошел к прапорщику.
Атосевич остановил Абдухаева, тащившего достаточно приличное хэбэ. Осмотрев хэбэ со всех сторон, прапорщик неожиданно предложил:
— Слушай, Абдухаев, а бери ты это хэбэ себе.
— Как себе? В рота нэльзя! И брат нэльзя — капитан сказал, — узбек простодушно показал пальцем на капитана.
— Ты палец убери, боец! А то прослужишь в армии, а культуре так и не научишься! — недовольно прикрикнул капитан.
Абдухаев притих и как-то обиженно посмотрел на Атосевича: «Что же это ты, мол, прапорщик, смеешься надо мной?»
— Так что, Абдухаев — забираешь хэбэ? — не отставал Атосевич.
— Нэльзя брат, — хмуро ответил узбек.
— Можно. Мы сейчас спросим. Товарищ капитан, можно, этот боец хэбэ возьмет?
— Пускай берет — все равно пойдет на тряпки, — ответил капитан и недовольно покосился на прапорщика.
Ему не нравилось, что Атосевич вел себя слишком независимо.
— Все, Абдухаев — забирай! Капитан разрешил.
— А куда брат? Казарма нэльзя, — сказал Абдухаев и испытывающе посмотрел на старшину роты.
Ему казалось, что еще немного и Атосевич отступит от правил и разрешит ему взять второе хэбэ. А лишнее хэбэ никогда не помешает.
— Ну что ж — раз нельзя, значит нельзя! Ты сам сказал! — насмешливо подытожил прапорщик.
Он с самого начала не собирался отдавать хэбэ Абдухаеву, а решил просто позабавиться. Узбек вздохнул и положил хэбэ назад. От этого вздоха прапорщику стало неловко, и он решил немного загладить свою вину:
— Слушай, Абдухаев — а ты своего земляка, повара Курбана, знаешь?