Учебка. Армейский роман
Шрифт:
«Интересно, видел Гришневич, что я ел рыбу или нет? Скорее всего, видел — не мог же он за такое большое время ни разу не появиться. Но почему же тогда он ничего не сказал, да и сейчас не говорит? Наверное, все же не видел», — решил Игорь по дороге в казарму. На самом же деле Гришневич все видел, но так и не стал вмешиваться. Во-первых, ему не хотелось одному связываться с пятью азиатами, потому что в случае поражения это видели бы подчиненные и наверняка разнесли бы про это на всю роту (на курсантов надежда в потенциальной драке была слабая).
После обеда Игоря отправили на работу в мясной цех. Там ему пришлось подмести и вымыть пол, залитый кровью и почему-то густо усыпанный солью. Какой-то «свисток» хотел заставить Игоря занести носилки с мясом Курбану, но Курбан запретил и «свистку» пришлось тащить свою ношу в паре с Гутиковским самому. «Нечего молодых припахивать — тащи сам», — злорадно подумал Игорь, глядя вслед «свистку», шатавшемуся во все стороны под тяжестью мяса.
Дальнейшая часть наряда прошла спокойно — Резняк и остальные вели себя так, словно Игоря не существовало вообще. В свою очередь, Тищенко, в силу того, что был в меньшинстве, тоже старался избегать нежелательных конфликтов. Поэтому внешне завершающая часть наряда прошла «во взаимной любви и согласии».
В казарме Игоря сразу же забросали вопросами Лупьяненко и Туй.
— Ну, как — что-нибудь было? — спросил Антон.
— Так, кое-что… Немножко Резняк, Байраков, Петренчик и Албанов прыгали, но, в целом, все прошло нормально. Мы даже поговорили и вроде общий язык нашли. Правда, Гутиковский?
— Что? — не услышал Гутиковский.
— Я говорю, что мы, вроде бы, все проблемы уладили, да?
— Да. Но я еще раз говорю — у меня к тебе с самого начала никаких претензий не было, — напомнил Гутиковский.
— Да, если только не считать того, что именно ты звал меня на разборку, — усмехнулся Игорь.
— Попросили, вот и позвал. Кстати, Лупьяненко, а ты знаешь, что наш Тищенко сегодня ел рыбу вместе с Курбаном, как самый настоящий «дембель»? — Гутиковский поспешно перевел разговор на другую тему.
— Ну да? А ну-ка расскажи! — попросил Игоря Лупьяненко.
Тищенко рассказал о событиях дня, и кое-что специально приврал для Гутиковского.
Когда Гутиковский ушел, Игорь хотел рассказать Лупьяненко и Тую правду, но затем решил этого не делать: «Пускай и они думают, что Курбан мне большой друг».
Глава тридцать шестая
Пропавшие простыни
Пол, который плохо отмывается. Бытько жалеет свое мыло. Неудачная попытка поспать — Бытько забыл закрыть форточку и выстудил класс. Тищенко и Лупьяненко идут в «чепок», а Бытько боится, но просит принести что-нибудь поесть и ему. Шкуркин и Тищенко получают белье для взвода. Игорь взял у Черногурова две «нулевые» простыни и забыл про них. Не хватает двух простыней. Шкуркин дерется с Резняком, которому не хватило простыней. Конфликт исчерпан. В
Лупьяненко, Тищенко и Бытько, как не попавшие в караул, сидели в телеграфном классе и мыли полы. Тищенко в караул вообще не ставили, Бытько натер себе огромные мозоли, а у Лупьяненко была небольшая температура. Впрочем, никто из курсантов ничуть не жалел о том, что находится сейчас не в карауле, а в телеграфном классе. Полы мылись плохо. Пока были мокрые — казались частыми, когда же высохли — неумолимо, словно пятна на фотографии, начали проявляться грязные тряпичные разводы.
— Моем, моем, а никакого толка все равно нет, — растерянно проворчал Игорь.
— Надо лучше мыть. Раз грязно — значит плохо моем! — уверенно сказал Бытько.
— Ну, ладно — мы, может быть, и не очень хорошо моем, но ведь ты, Бытько, трешь эти доски так, словно хочешь заодно с грязью смыть и краску. Почему же и твой ряд точно такой же грязный, как и мой? — спросил Лупьяненко.
— Значит, я тоже плохо мою. Лучше нажимать надо и воду чаще менять, — угрюмо долдонил Бытько.
— Дурак ты, Бытько! Все здесь гораздо проще. В этом классе пол в последний раз неизвестно когда мыли. Сами вспомните — при нас его только подметали. Так что грязь уже настолько въелась, что ее мы и до завтра не отмоем. Вот эти полосы еще можно, наверное, вытереть, но из вмятин и трещин грязь и зубами не выесть! Надо что-то делать! — решительно сказал Тищенко.
— А может, бритвочками попробуем? — предложил Бытько.
— Ты что — двинулся?! Представляешь, сколько здесь надо лазить, чтобы все бритвочками отскрести? Это на неделю работы! — возмутился Лупьяненко.
— Может, с содой помыть? — предложил Игорь.
— С содой? С содой можно, только где ты ее найдешь? — поинтересовался Антон.
— В санчасти или в столовой, может быть, дадут…
— Догонят и еще раз дадут! Никто там нам ничего не даст.
— А если у Черногурова попросить?
— Он сейчас где-нибудь со взводом, наверное. Так что тоже отпадает.
— А может, с мылом помоем? — предложил Бытько.
— А что — хорошая идея! Мыло и в роте можно взять. А что, Бытько — у тебя мыло есть? — спросил Лупьяненко.
— Да, — сказал Бытько, но тут же поспешно замотал головой.
— Ну, ты даешь, Бытько — как будто какой-нибудь болгарин! Так есть у тебя мыло или нет? — спросил Игорь.
— Нет… То есть… Есть… Но уже кончилось…
Антон и Игорь дружно захохотали.
— Ну, ты и жмот, Бытько! А что же у тебя в ящике тумбочки в мыльнице лежит? Может быть, сахар? — давясь от смеха, спросил Лупьяненко.
— У м-меня?
— Ну не у меня же!
— Мыло. Но это по уставу положено. Если я его принесу, то что в мыльницу положу? И потом — почему именно мое мыло, а не твое или, к примеру, Тищенко?
— Да подавись ты своим мылом! Придется, Тищенко, нам своими запасами жертвовать.