Учебник рисования
Шрифт:
— Вы хорошо знакомы? — спросил Павел. Он, впрочем, знал, что Мерцалова по долгу службы ходит на такие приемы, где без Басманова не обойдешься.
— Кто Юлию Мерцалову не знает? Нет таких! Одно слово — красавица! И пользуется заслуженным уважением, — сказал Басманов, улыбнулся умильно, сверкнул коронками. — Характер каков! С чего начинала! С бедности несусветной! — Спикер скорбно покачал головой, припоминая обстоятельства жизни Мерцаловой. — Как бедно люди жили, как бедно! И пошла вперед, не сдалась. И выше, и выше! Уважаю!
Басманов
— Одобряю ваш выбор: помощница и друг, не так ли? Если кто и достоин быть рядом — так это она. — Старый варан помолчал и некстати добавил: — Когда в Париже бываю, всегда стараюсь у ее первого мужа пообедать. Официантом работает на рю Жакоб, славный человечек. В ресторане «Навигатор» не бывали? Кухня первостатейная. Зайдете, на меня сошлитесь, Алешка вас обслужит по высшему разряду. Что это я? — опомнился Басманов. — Вам же протекция не нужна! Прямо на Юленьку и ссылайтесь! Алешка Мерцалов, официант. Запомнили? — Басманов склонил лицо старого варана к Павлу. — А то как бывает? Попадешь в чужой город, родни нет, словом перекинуться не с кем. А тут — родная душа.
Все, что говорил этот человек, было издевательством, Басманов всегда кривлялся, всегда унижал собеседника. Однако очевидно было, что он говорит правду, непонятно лишь было — зачем эту оскорбительную правду говорить сейчас.
— Вам надо, чтобы я с мужем Юлии познакомился? — спросил Павел.
— С первым мужем, — поправил Басманов, — с остальными вы знакомы. Со вторым и третьим знакомы, так вы уж и с первым познакомьтесь. Чай, он вам не чужой. Тоже, — заметил Басманов и сверкнул коронками, — тоже своего рода династия. Тоже, можно сказать, семья.
Павел не нашелся что сказать в ответ на грубость. Старый варан улыбался золотым ртом и говорил:
— А в семье что хорошо? Все друг дружке помогают. Взаимовыручка. Государство, оно обманет, оно у нас гадкое такое — вы все верно нарисовали. А семья не подкачает.
И спикер значительно поднял палец.
— Голенищев вам выставку устроил, это вы грамотно родственника использовали. Тут не придерешься. Если уж одна семья, так должен помочь. А Маркина охватили? Поучаствовал диссидент?
Я должен дать ему пощечину, подумал Павел, вот это как раз тот случай, когда положено давать пощечину.
— А Тушинский? — спросил спикер озабоченно. — Владислава Григорьевича задействовали? С его влиянием. С его хваткой.
— Замолчите, — сказал Павел, — немедленно замолчите.
— Понимаю, — заволновался спикер, — не муж, а любовник, помогать не обязан. Так ведь — все не чужой!
Павел протянул руку и схватил Басманова за галстук
— Закрой свой поганый рот, — сказал ему Павел.
Тогда Герман Федорович изобразил всем своим складчатым лицом испуг и отшатнулся, сказав:
— Что ж я, не понимаю, что ли? Совсем, думаете, из ума выжил? Раз старый любовник, так не считается, вроде как и не было ничего. Не было — и все. — Басманов повторил те слова, которые
И Павел выпустил из руки галстук спикера. А спикер сказал ему так:
— Не надо у старого просить. Надо помощь у нового просить. Вы к новому любовнику обращались?
Павел не ударил Басманова. Он испытал странную слабость, и, если бы захотел поднять руку — не смог бы. Он спросил:
— Что?
— Обратитесь, говорю, за поддержкой к любовникам своей дамы. К старым не хотите, понимаю, — так вы к новым идите.
— У Юлии нет любовников, — сказал Павел. Не ударил спикера, не прогнал.
— У Мерцаловой уже много лет есть любовник, — сказал Басманов весело, — это вы. А кроме вас и другой еще есть. Помоложе, побойчей.
Павел не понял услышанного. Слова услышал, а смысл не понял. Посмотрел на собеседника и опять спросил:
— Что?
— Скажу прямо: женщина красивая, но любовникам не завидую. Одни переживания. А чего же вы хотите? Парень себя потерял. Он к вам ревнует. Вы к нему.
— Что?
— Ох, она его измучила. То позовет, то прогонит.
Это не со мной происходит, думал Павел, с кем-то другим. Нет, не со мной.
— Кто он? — и голос прозвучал нормально, вот что странно.
— Вы его не знаете. А может, знаете.
— Кто?
— Интересный дизайнер. Валентин Курицын.
— Курицын?
— Курицын.
— Она — с Курицыным?
— Три года уже. Снимают квартиру для свиданий.
— Снимают квартиру, — и Павел представил гордую Юлию, идущую на тайное свидание с юрким человечком.
— Гнездышко в центре — удобно. — Басманов покачал головой: дескать, вот что вытворяют люди в Москве. Столичные, знаете ли, нравы.
— С Курицыным, — сказал Павел. Про дизайнера он никогда раньше не думал.
— Улица Фадеева, дом шесть, — охотно сказал Басманов, — мне по роду службы знать положено. И не спрашиваешь, все равно бумаги на стол кладут. Бюрократия.
Мои картины, картины мои. Сотни часов, что я стоял с кистью.
— Дом шесть, квартира тридцать один. Маленькая квартира, туда только кровать помещается. Ну, иногда, конечно, они у вас в доме устраиваются. Курицыну у вас нравится. — Словоохотливый Басманов сообщил это Павлу по-дружески, так рассказывают друзьям подробности футбольных матчей.
Мои картины, мои холсты. Много холстов. Я написал очень много картин. С двенадцати лет я рисую каждый день. Я написал деревья и дома, людей и толпы, ворон, собак, небо и ветер. Я научился так писать цвет, чтобы он волновал. Я научился так рисовать, чтобы передать взгляд. Многие художники боятся создавать мир — они рисуют только фрагмент целого. Например, один рисует только натюрморты. И не хочет знать, что есть дома. А другой рисует только портреты, боится больших фигур. А некоторые боятся рисовать людей — рисуют квадраты. Я не боялся. Я много работал и нарисовал целый мир — я сделал его своим трудом.