Учитель. Назад в СССР 3
Шрифт:
— Здрав-ствуй-те! — проорали пятиклашки, блестя любопытными глазенками.
— Здравствуйте товарищи, — повторил я уже потише, улыбнулся и предложил. — Присаживайтесь. Ну что, начнем урок? — продолжил я, дождавшись, когда все усядутся.
— Меня зовут Егор Александрович Зверев, я ваш новый учитель географии.
— А мы знаем! Нам Зоя Аркадьевна сказала!
— А вы к нам из самой Москвы, да?
— А правда, что в Москве сама высокая башня со звездами? И часы бьют?
— Правда. Из самой Москвы. А кто мне скажет,
— Я! Можно, я! — закричали несколько человек, подскакивая на местах.
Лишь одна девочка осталась сидеть, сложив руки на парте, и старательно тянула ладошку вверх. Белобрысая пятиклашка с тонкими косичками и очень серьезным лицом.
— Вот ты, девочка на первой парте, как тебя зовут? — спросил я, улыбаясь.
Девочка немедленно поднялась и встала возле стола.
— Мария Сидоренко, — негромко ответила девчушка.
— Приятно познакомиться, Мария Сидоренко. Что ты знаешь о Москве?
— Москва — столица нашей Родины, — тихим, но отчетливым звонким голоском ответила пятиклассница. — Москва — город Герой. В Москве есть Красная площадь. А часы, которые звонят каждый час, висят на Спасской башне.
Мне показалось, что пятиклашка специально вспомнила про часы, о которых спрашивал кто-то из ее одноклассников.
— Ты, наверное, много книжек про нашу столицу прочитала? — похвалил я.
— Нет, мы туда с мамой ездили на летних каникулах! — с гордостью ответила девочка, окидывая весь класс торжествующим взглядом. — А еще мы с мамой ходили в мавзолей!
— И тебе не было страшно? — удивился я.
— А чего там страшного? — изумилась Маша Сидоренко. — Это же Владимир Ильич Ленин! Он же настоящий!
— Врешь ты все! Не была ты ни в какой Москве! Мамка говорит, вы с тетей Нюрой к тетке в глухую деревню ездили! — выпалил вихрастый пацан, самый крупный среди мальчишек пятого класса.
Маша фыркнула, но даже не оглянулась.
— А еще в Москве есть цирк! И мы туда с мамой ходили! Так такие миленькие маленькие собачки! И красивые девочки, они под потолком по канату ходят. Но мне больше всего понравился дрессированный лев. А дрессировщик был очень маленького роста, как карлик, но лев его все равно слушался. Когда я вырасту, обязательно поступлю в цирковую школу и тоже стану дрессировщиком!
На милом, слегка порозовевшем от возмущения личике Маши Сидоренко красной нитью бежала строка: «Вот тогда ты у меня попляшешь!» Кстати, надо познакомиться с вихрастым пареньком. У себя во дворе я его не видел, когда мы с ребятами готовились к первому сентября. Хотя пятиклашек мы не привлекали. Кажется, был Вовка Скворцов и Ксюша Маленькая, вон они сидят на разных рядах. И только потому что их приводили с собой старшие брат и сестра. Лето, родители на работе, а за младшими нужен глаз да глаз.
— И как тебя зовут, парень? — спросил у пацана. — Спасибо, Маша, все верно ты сказала. Присаживайся, —
С достоинством маленькой принцессы девчушка уселась за свою парту, аккуратно расправила платье, подтянула на плечо лямку белоснежного фартука с рюшами, снова сложила руки на столешнице, как самая примерная ученица. И внимательно стала смотреть на мня. Обалдеть. Неужто такие дети бывают? Чтоб вот так вот и целый урок? И отвечать только когда спросит учитель? А перед этим обязательно поднять руку?
Или я просто отвык в своем будущем от этих самых простых и привычных школьных правил: здороваться со всеми взрослыми, знакомыми и незнакомыми, кто пришел в школу по делу. Быть вежливым, встречать учителя стоя, отвечать на вопрос, не выкрикивая, а после того, как спросят? Слушать и записывать. Не перебивать старших…
Да, мы были разными, но ведь воспитывали нас практически одинаково в школе и дома. И ремнем перепадало, и в угол ставили. И никто не помер от психологической травмы после драки на улице. Хулиганы, отличники, троечники и хорошисты, робкие и бойкие, все мы верили учителям и родителям, верили в дружбу, честь и в собственное бессмертие.
Взрослые были для нас непререкаемым авторитетом. Но редко когда взрослые становились нашими друзьями. Как по мне, отсюда и растут ноги у многих бед. Однажды полученный отказ или равнодушная фраза падают в детскую психику зернышком и прорастают к выпускному в твердое убеждение: взрослым нельзя говорить правду, нельзя доверять. Не поверят, накажут, не будут разбираться.
Так, что-то меня понесло не в ту степь. Вихрастый мальчик дергал себя за край воротник рубашки. В глазах пацана уже появилось напряжение. Еще бы, учитель спросил имя, и вдруг завис, почти целую минуту таращится на ученика с отсутствующим видом.
— Так как тебе зовут, — доброжелательно улыбнулся я.
— Ну, Митька я…
— Митька он, Кубанский, — авторитетно заявила пухленькая сероглазая пятиклашка.
— Кубанский — это фамилия? — уточнил я.
— Это у него прозвание такое. Они к нам с Кубани сбежали. Вот, у нас прижились, — важно выдала девочка.
— И вовсе мы не сбежали, — оскорбился Митька.
— Митька, стало быть, Дмитрий? — я вопросительно глянул на пацаненка.
— Дмитрий Олегович Бурлаков, — солидно пробасил насупленный Митька, неловко выбираясь из-за парты.
В пятом классе стояли громоздкие школьные столы. Можно сказать, доисторические. С откидными крышками, тяжелыми стульями. Видимо, обновление мебели произошло не во всех кабинетах.
— А ты, Сонька, не знаешь так и молчи! — буркнул Митька в адрес пухленькой малышки, которая за него отвечала.
— Я все знаю! Мне мама сказала! — Соня показала Мите язык, затем торжествующе уставилась на меня.
— Это хорошо, что ты много знаешь, Соня, — доверительно сообщил я. — Значит, учишься на четверки и пятерки, да?