Учитель
Шрифт:
Александр Петрович отбросил одеяло в сторону и свесил ноги с кровати.
– К черту старость, к черту боль в суставах, к черту болезни. Я должен действовать. Я не могу себе позволить тратить время впустую. Только не сейчас. У меня его и так немного осталось.
Что-то мокрое и холодное коснулось его пятки. Старик глянул вниз и увидел нос Шарика, торчащий из-под кровати.
– Шарик, дружочек, ну, доброе утро, - сказал Александр Петрович и потянулся рукой к носу Шарика. Собака высунула голову и посмотрела на старика. Из-под кровати послышался стук собачьего хвоста о паркет.
Старик щелкнул Шарика по носу и поднялся с кровати. Часы на тумбочке показывали 8:35.
– Мы с тобой Шарик, как всегда, остались одни на хозяйстве, - Александр Петрович надел тапочки и пошлепал на кухню. Шарик выбрался из-под кровати и побежал за ним, мотыляя хвостом из стороны в сторону.
–
– Александр Петрович принялся звенеть крышками кастрюль, стоявших на плите. Заглянув в сковородку, он увидел жареную картошку, яичницу и несколько котлет. В одной из кастрюль оказался борщ, в другой - компот.
– Ну, Шарик, сейчас мы с тобой попируем, - улыбнулся старик и посмотрел на собаку, сидевшую у ног.
– Не знаю, как ты, а вот я уже не скоро буду пировать.
Легкая грусть появилась в его голосе.
– Пойду я Шарик, что ли зубы почищу... да и умыться не мешало бы, - сказал Александр Петрович, направляясь к выходу из кухни. Но войдя в ванную, старик подумал, что хорошо было бы не только умыться, но и принять ванну. Будет ли у него еще когда-нибудь хотя бы одна возможность помыться? Сможет ли когда-нибудь его старое тело снова понежиться в теплой воде?
Александр Петрович вставил в ванную заслонку и включил краны с горячей и холодной водой. Затем посмотрел в зеркало, висевшее над умывальником, и произнес, коснувшись рукой щеки:
– Желтый ты какой-то, Сашка. Глаза впавшие. Иссохший весь. Правду Надюша говорит - кожа да кости. Таким ли ты хотел закончить свою жизнь? Старик. Доживающий свой век больной старик. И умрешь ты даже не от старости, а от болезни, - Александр Петрович смахнул слезинку, выступившую на глазу.
– Что с тобой происходит, Сашка? Не плакал же раньше никогда, а тут что ни день, то слезы. Чувствуешь близкую смерть? А умирать страшно. Что ждет тебя там, по ту сторону жизни? Новая жизнь, как проповедует религия или забвение, тихое спокойствие, не обремененное жизнью?
Александр Петрович включил кран над умывальником и умылся, затем почистил зубы, выключил воду и вытер лицо полотенцем. Взгляд его снова устремился к зеркалу.
– Наверное, правду говорят, что прожить жизнь надо так, чтоб больше не хотелось. А мне-то хочется. Нет у меня удовлетворения от прожитой жизни. Вот тут чувствую…, - Александр Петрович положил руку на грудь, - чувствую, что можно было прожить жизнь иначе. Где-то я ошибся. Знать бы где да только не все ли равно уже. Прошлое не вернешь, настоящее не радует, а будущего и нет совсем, - Александр Петрович вздохнул и тихо повторил.
– Нет совсем... Ну, хорош горевать. Все равно ничего уже не изменишь. Постарайся сделать так, чтобы хотя бы на смертном одре не пришлось слезы лить. Делай то, что задумал, а там будет так... так, как и должно быть.
Александр Петрович наклонился и потрогал воду в ванне.
– В самый раз, - удовлетворенно сказал старик. Раздевшись, он забрался в ванну и погрузился в воду по плечи.
– Как хорошо-то, - пробормотал Александр Петрович, закрывая глаза. Старик чувствовал, как горячая вода обволакивает тело, ласкает его и расслабляет. Блаженная улыбка появилась на лице Александра Петровича. Почему-то в памяти всплыло его детство. Вот он босоногий мальчишка в дырявых штанишках, штопанной рубашонке и отцовской кепке, бегающий под дождем во дворе отчего дома. А вот он уже в школе. И в снег и в дождь, вставая чуть свет, он брал свой потертый ранец и отправлялся в другое село на занятия. Ему всегда нравилась литература. Толстой, Достоевский, Шекспир, Гоголь - когда-то были его любимыми писателями. Приходя со школы, он зажигал керосиновую лампу, забирался на печку и погружался в воображаемый мир, так мастерски нарисованный автором. Да, в детстве читать он любил. Именно тогда он и попробовал писать. Надолго его не хватало, но это занятие он любил. В то время это занятие казалось ему чем-то очень похожим на волшебство. Ты чувствуешь себя богом, создаешь мир, населяешь его людьми, заставляешь их любить или страдать, смеяться или плакать.
Александр Петрович почувствовал, что засыпает, а еще он ощутил ноющую боль в подреберье. Старик открыл глаза и сел.
– Нет, надо выбираться отсюда, - сказал он, поднимаясь на ноги.
– Пора отвыкать от всех этих излишеств.
Спустя несколько минут Александр Петрович вышел из ванной и прошел в зал.
– А ну, Шарик, уступи место старику, - сказал Александр Петрович, сгоняя собаку с дивана.
– Что-то меня горячая вода разморила немного. Вялость какая-то в теле. Фух.
Александр Петрович лег на диван и закрыл глаза. Грудь старика тяжело поднималась и
– Странная все-таки штука жизнь, - пробормотал Александр Петрович.
– Когда ничто тебя не тревожит, ты даже и не замечаешь ее. Ты живешь - и все. Идешь в школу, поступаешь в вуз, работаешь, любишь, создаешь семью, растишь детей. Но когда на твоем жизненном пути появляется старуха с косой, ты начинаешь задумываться о таких вещах, о которых никогда и не думал раньше - что есть жизнь? что управляет человеком - судьба, бог, рок? почему человек несчастлив? что делает его несчастным? Удивительные вопросы. Недаром над ответами на эти вопросы веками бились лучшие умы человечества. И что удивительно, так никто и не смог сказать ничего конкретного. Предположения и только предположения. Как же все-таки удивительна жизнь. Сколько загадок, сколько тайн. Будь мне дан второй шанс, я бы посвятил жизнь познанию. Это же так интересно и захватывающе. Смотреть, наблюдать, познавать, быть ребенком, который делает первые неуверенные шаги по жизни. Почему же я когда был маленьким, хотел быстрее стать взрослым? Почему я не берег свое детство? Обидно... обидно смотреть назад и понимать, что жизнь, которую ты прожил, можно было бы прожить иначе. А кто виноват? Государство? Общество? А может сам человек? Невежественен человек, невежественны и поступки его. Ограничен человеческий разум, он ищет удовольствия, но не ищет удовлетворения. Как обидно... как обидно мечтать о лучшем, но довольствоваться посредственным. Вот если взять к примеру меня, мою жизнь. Шарик, вот что ты скажешь?
– Александр Петрович свесил ноги на пол и посмотрел на дремавшую в кресле собаку.
– Вот мог бы я жить другой жизнью?
– продолжал Александр Петрович.
– Или, как говорят, против судьбы не попрешь?
Шарик открыл глаза и посмотрел на старика с таким безразличием, что Александр Петрович даже рассмеялся.
– И все же, дружок, как думаешь, мог бы я жить иначе, чем жил до сих пор? Вот если бы тебя, Шарик, не принес Сашка, у тебя была бы другая жизнь. Может так и бегал бы по улице, как раньше, а может, кто другой тебя усыновил бы, - Александр Петрович улыбнулся.
– Значит все же как-то можно переть против судьбы, как-то самому ее создавать. Да только вот знать бы, в какую сторону баранку крутить, чтобы не оказаться, как старуха из сказки о золотой рыбке, у разбитого корыта. Знал бы, где упаду, соломки подстелил бы, да побольше-побольше. Эх, кто его знает, как оно могло быть. Жизнь непредсказуема и в этом, думаю, ее прелесть. До смерти сохраняется хоть какая-то интрига… Ну, не знаю, - Александр Петрович поднялся с дивана, подошел к Шарику и погладил того по голове.
– Можно ли было в Советском Союзе жить не так, как все? Ага, попробовал бы ты, Шарик, пожить иначе, сразу стал бы врагом народа, - улыбка заиграла на губах старика.
– Отправили бы тебя на Соловки или куда подалее. Нет, Шарик, что ни говори, а среда обитания тоже играет немаловажную роль в том, какой жизнью будет жить человек.
Александр Петрович подошел к балконной двери и выглянул на улицу. Мелкий снежок кружился в воздухе. Небо затянуло тучами, большими и темными.
– Это сегодня, Шарик, границы открыты, живи где хочешь, живи как хочешь. Было бы желание к чему-то стремиться в жизни, только вот с этим у людей проблема. Если они и стремятся к чему-то в этой жизни, так это к деньгам. А вот были бы у меня миллионы и что?
– Александр Петрович повернулся к собаке.
– Спасли бы они меня от смерти? Фигушки. Миллионеры тоже смертны, старуха с косой никого не щадит, ни бедного, ни богатого. Но миллионы иметь все же хорошо. Можно много добрых дел сотворить. Я бы вот, например, наш киевский зоопарк приватизировал и вынес бы его за территорию города. А что? Ты б, Шарик, видел в каких условиях содержатся там животные. Аж слезы на глаза выступают, когда смотришь на то, как животные в клетках мучаются, да и кормят их там не лучше того, как фрицы наших в лагерях кормили. Будь они неладны, изуверы. Эх, моя б воля, я бы вообще зоопарки запретил. Животные должны жить в природе, на воле, а не в заточении и служить потехой для жестоких людей. Безумцы! Вас бы в клетки! Вас бы на привязь! Ох, Шарик, Шарик, не знаю, человек - очень жестокое и эгоистичное существо. Вы собаки намного добрее нас, думаю, может из-за того, что у вас не настолько развит разум?
– Александр Петрович подошел к креслу и положил руку на голову собаке.
– Пойду, дружок, поем чего-нибудь. Захочешь, приходи на кухню и тебя чем-нибудь угощу.