Учитель
Шрифт:
– Какому еще врачу?
– встрепенулся Александр Петрович.
– Не надо никакого врача. Видишь, прошло уже все.
Александр Петрович попрыгал для пущей убедительности.
– Бать, может и правда, надо врачу показаться?
– поддержал мать Павел.
– Что, и ты туда же?
– сказал Александр Петрович, с укором взглянув на сына.
– И я туда же, папа, - сказала Татьяна.
– Может это что-то серьезное. Надо обязательно показаться врачу.
– И не подумаю, - сказал Александр Петрович.
– С нашей медициной к врачам ходить нельзя. Не лечат
– Но вдруг что-то серьезное, - попыталась убедить мужа Надежда Васильевна.
– Врачи все же.
– Нет, - отрезал Александр Петрович и направился в комнату.
– Упрямый какой, - охнула Надежда Васильевна, когда Александр Петрович покинул кухню.
– Что ни говори, а он свое. Что мне с ним делать?
– Ничего мам, - сказал Павел.
– Может, съел что-то не то.
– Ты видел, как он согнулся?
– не унималась Надежда Васильевна.
– Я согласна с мамой, - поддержала Надежду Васильевну Татьяна.
– Если бы что-то съел или даже выпил, так бы не согнулся. У него лицо аж скривилось. Лучше бы ему врачу показаться.
– Конечно лучше, - сказала Надежда Васильевна.
– Только он же упрямый, как осел. Сама Танюш видела.
– Как-то да будет, - пожала плечами Татьяна.
– Успокоится, образумится и сходит к врачу.
– Такого образумишь, - вздохнула Надежда Васильевна и глянула на часы на стене.
– Ой, пять часов уже! Скоро гости придут. Танюша, дочисть, пожалуйста, картошку за меня, а я начну стол накрывать. Пашка, поможешь мне? Не хочу тревожить отца. Пусть отдохнет.
– Помогу, помогу, - отозвался Павел.
Александр Петрович добрался до спальни и лег на кровать.
– Что же это такое происходит?– думал он, глядя на местами потрескавшийся потолок. – И в шестьдесят лет нет мне спокойствия. Такой боли я отродясь не чувствовал. За что же ты меня так наказываешь, Господи? Всю свою жизнь я преданно служил тебе. Исправно ходил в церковь и молился часто. Этому же и детей учил. Так за что же ты меня наказываешь? Если ты милосерден, то где твое милосердие? Если ты справедлив, то где твоя справедливость? Если ты помогаешь, то где твоя помощь? Думал, хоть на старости лет не буду мучиться, а тут такое дело. И правда, старость - не радость. Скорее бы дожить свой век и уйти тихо-мирно. Хоть умереть, Господи, ты позволишь мне не мучаясь или даже в этом я не могу на тебя положиться?
Слезы выступили в уголках карих глаз Александра Петровича, когда он почувствовал, что боль возвращается.
– За что, Господи?
– прошептал он.
– За что?
Но теперь боль не была похожа на нож, живьем разрезающий плоть. На этот раз это было, словно огонь лизнул мокрый кусок дерева. Жжение сменилось покалыванием. Александр Петрович положил руку на живот и вздохнул.
– Может и правда сходить к врачу. Хотя бы анализы какие сделать, чтобы знать что к чему. Может ничего страшного и нет. Гастрит какой или, не дай Боже, язва вернулась. Попью таблеток, и все образумится.
Александр Петрович
– Что ж тебе не ймется, дружок?
– Александр Петрович почесал собаку за ухом.
– Поди, может, на кухню и попроси хорошенько. Авось Надюша тебя чем угостит вкусным. Котлетой какой. Ты же любишь котлеты, правда?
Александр Петрович постучал пальцем по носу Шарика, чем привел того в восторг. Отпустив штанину, собака выскочила из комнаты. Спустя мгновение она вернулся, неся в зубах мячик. Поставив передние лапы на кровать, Шарик бросил его старику.
– Ах, вот тебе чего хочется, проказник, - засмеялся Александр Петрович, принимая сидячее положение.
– Вот кто-кто, а ты не дашь мне спокойно умереть.
Александр Петрович поднял мячик и выбросил его в коридор. Шарик, гавкнув, выскочил из комнаты, чтобы вернуться с мячиком в зубах. И вновь тот оказался на кровати возле Александра Петровича.
– Вот ты какой, - сказал Александр Петрович.
– Так и хочешь, чтобы Надюша меня с тобой на улицу выставила. Ты же знаешь, как она не любит, когда ты носишься по квартире и гоняешь пыль. Но, что с тобой поделаешь?
Александр Петрович взял мячик и сделал вид, что бросил его в коридор. Залаяв, шарик метнулся за ним, но спустя мгновение вернулся ни с чем. Растерянное выражение на морде собаки вызвало у Александр Петрович умиление и улыбку.
– Что не нашел?
– спросил Александр Петрович.
– Значит плохо искал.
Шарик гавкнул и уселся на лапы возле кровати. Глаза собаки, словно говорили: меня не проведешь.
– Лови, - сказал Александр Петрович, бросая мячик.
Шарик сорвался с места и устремился за игрушкой.
– Что вы здесь вытворяете?!
– воскликнула Надежда Васильевна, входя в спальню.
– Саша, ну сколько раз я тебя просила, не разрешай собаке бегать по дому. А мне потом пыль выметать из-под кроватей и столов. Шарик, - сказала она, заметив собаку, тащившую тапок из прихожей.
– Ну, что ты вытворяешь? Совести совсем нет.
Собака не обращая внимания на Надежду Васильевну, улеглась на ковре посреди комнаты и принялась грызть тапок.
– Ну, посмотри на него!
– хлопнула руками по бедрам Надежда Васильевна.
– Как об стенку головой. Что за несносная собака. Выгнать тебя пора.
Надежда Васильевна забрала тапок у Шарика и хлопнула его им по заднице. Собака поджала хвост и убежала в коридор.
– Как ты себя чувствуешь?
– спросила Надежда Васильевна, присаживаясь на кровать возле мужа.
– Отлично, - отозвался Александр Петрович.
– Прям, заново родился.
– Ты все шутишь. Может, все же сходишь завтра к врачу?
– спросила Надежда Васильевна, положа руку на ногу мужа.
Александр Петрович хотел было вновь взорваться, да только в голубых глазах жены было столько заботы и тепла, что старик растаял и произнес: