Учитель
Шрифт:
– Как говорят, Костя, горбатого могила исправит, - ухмыльнулся Александр Петрович.
– Если за шестьдесят лет не изменишься, то уже никогда не изменишься.
– Это точно, - рассмеялся Костя.
– Я как бросал носки под диван тридцать лет назад, так и в неполных шестьдесят продолжаю это делать. Ох и получаю нагоняй от Любаши. А мне все как мертвому припарка.
– Кого, кого, а вот тебя и могила, тьфу, тьфу, убереги Боже, не исправит, - заметила Люба.
– Так что не обвиняй Александр Петрович в упрямстве. Осел и тот ребенок по сравнению с тобой.
– Нет, ну ты видишь Сашка,
– Ну, никак им не угодишь.
– А нам угождать не надо, - сказала Люба.
– Нас понимать надо. Если ты это за свои 58 лет жизни не понял, то кто тебе врач? Уж не я точно.
– Эх, Сашка, - вздохнул Костя.
– Вот так и живем - я ей пять копеек, она мне рублем рот затыкает. Ничего возразить не могу. Видишь, какая умница, все знает. Может из-за того, что книги читает. Но иногда, - Костя повернулся к Александру Петровичу и прошептал, - мне кажется, что лучше пусть бы ни читала.
– Я все слышала, - сказала Люба.
– Может, если бы и ты книги читал, то знал бы, зачем человеку мозги.
– И что ей сказать после такого?
– приуныл Костя.
– Перед лучшим другом и так унижает. А еще любимая жена называется. Ты бы лучше, вон у Шарика поучилась, - кивнул на собаку Костя.
– Иногда и молчать полезно.
– А ты мне, что это рот затыкаешь?
– повернула голову к мужу Люба. Выражение на лице вряд ли можно было назвать приветливым.
– Все, все молчу, - засмеялся Костя, видя реакцию жены.
– Я шучу, а ты все на веру воспринимаешь.
– Костя, - Александр Петрович решил вмешаться.
– Я вот что тебе скажу. Иногда мне кажется, что женщины мудрее мужчин. Нет, нет, ты дослушай, - он взял Костю за руку, порывавшегося что-то сказать.
– Ведь известно, что женщины больше склоны руководствоваться в жизни чувствами, а не головой, как мужчины. Мне когда-то Надюша предлагала, чтобы я пробовал себя на писательском поприще. Я как сейчас помню. "Сашка, - говорила она.
– Если чувствуешь, что это твое, не сомневайся. Берись и делай. Семью как-то вдвоем прокормим". Но я не слушал ее. Для меня семья была на первом месте. Надо же и кормить было, и одевать, и вещи какие-то в квартиру покупать. Благо завод выделил квартиру, а так, кто бы мне ее дал, если бы писательствовал. Но, знаешь, жизнь не такая легкая штука, как кажется на первый взгляд. Сейчас я думаю, да что греха таить, я чувствую, что чего-то не хватает мне в жизни. Как будто осталось что-то незаконченное. Нет... как это сказать... удовлетворения что ли. Нет. Вы не поймите меня неправильно. Бог мне свидетель. Я вполне доволен своей жизнью. У меня чудесная семья, жена, дети, но все равно. Чувствую, что чего-то не хватает. И от этого какой-то тяжелый осадок на душе остается.
– Эх, Сашка, - Костя положил руку на плечо друга.
– Всегда ты воду баламутишь. Да перестань ты думать о том, что могло быть. Ну, вышло, так как вышло. И черт с ним! Сам говоришь, у тебя чудесная семья, так и живи для семьи, как всю жизнь жил. Да и кто тебе мешает писать сейчас. Пенсия есть, крыша над головой тоже имеется. Пиши, если душа желает.
– И правда, Саша. Почему бы тебе не попробовать сейчас писать, - поддержала мужа Люба.
– Детьми заниматься уже
– Во-во, Любаша дело говорит, - ухмыльнулся Костя и подмигнул другу.
– Сам же говорил, что женщины мудрее мужчин.
– Боюсь, стар я уже для этого, - вздохнул Александр Петрович.
– Мне же не двадцать лет, и даже не тридцать. Тут уже о смерти стоит задуматься, а не о писательстве.
– Опять двадцать пять. Кто про что, а ты про смерть, - рассмеялся Костя.
– Ну, смотри сам. Как-никак твоя жизнь, тебе и решать. Ну, давай друг пять, - сказал Костя, когда они подошли к станции метро.
– Даст Бог свидимся. Меньше думай о плохом.
– До свидания, Саша. Заходите с Надюшей в гости, - сказала Люба.
– Раньше часто захаживали, а в последнее время уже и дорогу к нам забыли.
– Хорошо, Люба, - сказал Александр Петрович.
– Постараемся зайти. Как-то времени все не было. Сама знаешь, какая у нас жизнь в стране. Заботы, хлопоты. Никуда от них не деться.
– Знаю, Саша, знаю. Приходите. Мы с Костей будем ждать. До свидания, - сказала Люба и спустилась в переход.
– Только не забудь бутылочку коньячка принести, - подмигнул Костя.
– Ну, все. Будь здоров, - сказал он и последовал за женой.
– Ну, что Шарик, - Александр Петрович повернулся к собаке, - ты все столбы обошел? Можем идти домой?
Собака посмотрела на хозяина, вильнула хвостом и побежала вперед, старательно обегая лужи.
– Ух, - вырвалось у Александр Петрович, когда он почувствовал, как щеки и нос защипал мороз.
– Днем дождь, ночью мороз. Непонятно, что с погодой творится. То осень, то зима. Все это... как его... глобальное потепление. До чего природу довели, что она уже не знает, когда у нее что.
Александр Петрович плотнее закутался в пальто и последовал за собакой.
– Ну, что, проводил Костю с Любашей?
– спросила Надежда Васильевна, когда он вернулся домой.
– Шарик, куда побежал?
– повернулась она к собаке, метнувшейся на кухню.
– А ну быстро в ванную ноги мыть!
– Проводил, а где Татьяна? Ушла что ли уже?
– спросил Александр Петрович, заглядывая в кухню.
– И Сашки не видно.
– Да Сашка пошел провожать Танюшу. Скоро придет.
– Тогда понятно, - сказал Александр Петрович, снимая пальто в прихожей.
– Шарик, я кому сказала в ванную, - нахмурилась Надежда Васильевна, заметив, как собака побежала на кухню.
– Идем, я тебе ноги помою. Что за собака упрямая.
Надежда Васильевна схватила собаку за ошейник и поволокла в ванную.
– Вся в хозяина, - улыбнулся Александр Петрович.
– А где это мои тапочки? Что-то я их не вижу. Неужто Шарик затащил куда-то?
– Я их в стенку в прихожей спрятала, - перекрывая шум бегущей воды, из ванны донесся голос Надежды Васильевны.
– Подальше от этого лохматого проходимца. Стой смирно, Божье ты наказание. Саша, нашел?
– Нашел, нашел, - ответил Александр Петрович, направляясь в зал. Спустя мгновение к нему прибежал Шарик, довольный, что убежал от Надежды Васильевны. Запрыгнув на диван, собака начала моститься возле старика.