Учитель
Шрифт:
– Ну, а что ты хочешь, Сашка. Жизнь у нас такая. Ты же видишь у нас все высокое, и безработица, и преступность, и инфляция, и цены, только зарплаты и пенсии низкие. Как получается, так и живет, - сказал Костя.
– Значит, неправильно живем, - возмутился Александр Петрович.
– Мне вон Сашка фотографии показывал, те, что за границей сделал. Там же другая жизнь. Там люди по-другому живут. И действительно живут, а не существуют, как мы.
– То ты не равняй палец с сам знаешь чем, - сказал Костя.
– Костя, - одернула мужа Люба.
– Дети же.
– А что дети? Я ничего такого не сказал.
– Ага, - засмеялся Павел.
– Имеем то правительство, которое нас потом и имеет.
– Да Пашка, - кивнул Костя.
– Именно так. Рыба откуда начинает гнить? С головы. Отрубить голову, так может все остальное свежим останется.
– Вы все правительство, президент, голову рубить, - сказал Александр Петрович - А кто это? Роботы или машины? Те же люди, что и мы с вами.
– Вот я про то и говорю, - заметил Костя.
– Люди у нас такие. Каждый о себе думает. Как у нас говорят: моя хата с краю. Менталитет у нас такой. Мен-та-ли-тет. Тут уже ничего не поделаешь. Семьдесят лет Союза не прошли даром.
– Э-э-э, - протянул Олег.
– Ты, Костик, так не говори.
– Я в Союзе за свою зарплату мог не только одеться, обуться, семью прокормить, но и на машину насобирать денег. Мои дети ели булочки по одной копейке и батоны по пятнадцать копеек, колбасу Докторскую по два рубля тридцать копеек и пили молоко по тридцать две копейки за литр. А посмотри, что сейчас творится? Народ нищий, а верхушка жирует, все никак не нажрется. Может, дай-то Бог, подавится.
– Ну, что вы развели тут за балаган?
– вмешалась Надежда Васильевна.
– У нас День Рождения, а вы старое ворошите. Раньше была одна жизнь, сейчас другая. Зачем старое ворошить? Воспоминаниями сыт не будешь. Дайте Сашке слово договорить.
– Времена, и правда, другие были, - Александр Петрович провел пальцами по щекам.
– Надо как-то приспосабливаться только вот как же его приспособишься-то, когда народ не живет, а выживает.
– Голова, Сашка, с головы все начинается, - вставил Костя.
– Да уймись ты наконец, - сверкнула на мужа глазами Люба.
– Нет Костя, не голова, а народ, люди. Вот наша проблема.
– Сашка, ну что ты ей Богу? Что ты так разошелся? Заканчивай речь уже, - сказала Надежда Васильевна.
– Итак развели здесь Бог знает что.
– Как говорил Верещагин из фильма “Белое солнце пустыни”: за державу обидно, - скривился Александр Петрович.
– Ну, да ладно. Так о чем я говорил? А, вспомнил. Хотел сказать, что многое было в жизни - и плохого, и хорошего. Все прошло. Что-то к счастью, что-то, может быть, к сожалению. Но сегодня, стоя перед вами, хотел бы сказать вам всем большое спасибо. Спасибо, что были со мной, помогали, поддерживали в трудную минуту. Поэтому давайте выпьем за вас. За то, что бы мы еще не раз встретились за этим столом. За вас!
– Я вот..., - хотел было продолжить Александр Петрович внезапно возникшую мысль, но звон стопок заглушил его слова.
– Ну и черт с ним,– подумал Александр Петрович, чокаясь с Костей.
– Спасибо, Сашка, - сказал Костя.
– Что касается меня, то мы с тобой еще не одну бутылочку разопьем и не одно день
– Скоро мои шестьдесят будем праздновать.
– Если память меня не подводит, то через два года?
– спросил Александр Петрович.
– Именно так, - кивнул Костя.
– Два года разницы у нас с тобой. Два года. Ну, давай выпьем. А то смотри все выпили, а мы с тобой заговорились.
– Давай, Костик, - поддержал друга Александр Петрович и опрокинул стопку в себя. После того, как боль вернулась Александр Петрович побоялся пить много, поэтому, когда Павел разливал водку, он попросил его налить ему не больше половины стопки. И сейчас, чувствуя волнение в желудке, понимал, что так оно и, правда, было лучше.
Спустя час гости начали расходиться. Правда, Павел с детьми ушел еще раньше. Дети все же маленькие, а время было позднее. С Павлом ушли и родители Татьяны, Михаил Александрович и Людмила Игоревна. Татьяна вызвалась помочь Надежде Васильевне убрать со стола.
Когда все расходились, Александр Петрович вызвался проводить их с Шариком к метро. Правда, провожать пришлось только Костю с женой Любой. У Олега была своя машина, поэтому они с женой уехали своим ходом.
Метро находилось рядом, минут десять-пятнадцать ходьбы. Александр Петрович решил прогуляться перед сном, да и Шарика надо было выгулять. Не все же ему взаперти сидеть. Животные, как и люди, любят свободу, к сожалению, люди этого не понимают. Еще когда Сашка приволок откуда-то маленького черного щенка, Александр Петрович поддерживал жену в том, чтобы не держать собаку в доме. Правда, мотивы у них с женой были разные. Надежда не хотела лишней грязи в квартире, а Александр Петрович не хотел неволить собаку; ведь это живое существо. Александр Петрович всегда считал, что собакам место в загородных домах, селах, но никак не в высотках. Но глядя в проникнутые искренней добротой и преданностью глазенки щенка, Александр Петрович, в конце концов, встал на сторону сына. Надежде Васильевне пришлось уступить и смириться с еще одним жителем, за многие годы ставшим полноправным членом семьи.
– Я тебе вот что скажу, - произнес Костя, когда он, Александр Петрович, и Люба шли по улице к метро. Дождь прекратился, оставив после себя озера луж. Ветер утих, но холод стоял невероятный.
– Все эти разговоры о возрасте, - все это чушь собачья. Зачем думать о том, что невозможно изменить. Шестьдесят лет или сто - это не так уж и важно. Жизнь вообще простая штука, если меньше думать, - рассмеялся Костя.
– Ну, не скажи Костя. Зачем-то нам мозги все же дал Бог, - сказал Александр Петрович.
– Если не думать, зачем же еще?
– А черт его знает, - пожал плечами Костя.
– Вот апендикс у человека тоже есть, но для нашего организма он-то бесполезен. Правду я говорю, Любаша? Ты же у нас врач.
– Правда, Костя, правда, - ответила Люба, беря Костю под руку.
– Ух, как холодно, - сказала она, теснее прижимаясь к мужу.
– Может и так, а может и не так, - ответил Александр Петрович.
– Если Бог вложил в нас что-то, то это для чего-то нужно. Не может быть бесполезных органов у нас в теле.
– Какой ты упрямый, - хмыкнул Костя.
– Даже старость тебя не изменила. Каким был, таким остался. Тут тебе сам специалист говорит, что может, а ты не может, да не может.