Уха в Пицунде

Кожедуб Алесь

— Папик подкинул, — пожал плечами Володя. — Слушай, пойдём искупаемся!

— Ночью? — посмотрел я в чёрное окно.

— Ловят, — подала голос из кухни Анаида. — Милиция ходит и забирает. Голыми купаются.

— Мы голыми не будем, — сказал Володя. — Пойдём. Ты в этом году купалась?

— Нет, — вышла из кухни Анаида, симпатичная армянка с томным выражением глаз.

— А я один раз, в мае. Сейчас сентябрь, потом октябрь… Больше не соберусь. Вовчик спит?

— Спит.

— Пойдём втроём, одежду посторожишь.

— А

Вовчик у вас купается? — спросил я.

— Да нет, в соплях весь, — ответил Володя. — Сквозняки, понимаешь.

Я вспомнил, что студентом Володя почти весь год ходил в соплях, и промолчал.

Мы взяли с собой ещё одну бутылку коньячного спирта и отправились на медицинский пляж. Первой искупалась Анаида, но она лишь окунулась и вышла.

— Плавать не умеет, — сказал Володя.

Мы с ним заплыли далеко. Ночь была ясная. Я лежал на спине и находил знакомые созвездия. Володя нырял вокруг меня, как дельфин, протрезвлялся.

Подплывая к берегу, я услышал голос Анаиды.

— Мы местные, — говорила она.

— Это не важно, — перебивал её громкий голос, — купаться ночью категорически запрещено. За нарушение — штраф.

— Всегда купались, — оправдывалась Анаида.

— Оштрафую — забудете, как купаться.

— Что?! — выбрался из воды Володя. — Я в газете работаю!

— В какой газете? А ну покажи документы!

— Сейчас…

Володя порылся в одежде и достал редакционное удостоверение.

— Вот, — гордо сказал он, впрочем, не выпуская документ из рук.

— А теперь одевайтесь и поедем в отделение. С ветерком прокачу.

— Как?! — задохнулся от гнева Володя. — Меня, корреспондента «Советской Абхазии»?!..

— А хоть главного редактора. Посмотрим, как утром запоёшь, когда протрезвеешь.

Я понял, что надо вмешаться.

— Слышь, начальник, — дёрнул я за рукав одного из дружинников, которые молча слушали перепалку милиционера с Володей, — коньячный спирт пьёшь?

— Сколько? — спросил тот, не поворачивая головы.

— Бутылка.

Дружинник подошёл к милиционеру и с трудом отвёл его в сторону. Они пошептались.

— Анаида, дай бутылку, — сказал я.

Та с готовностью сунула её мне в руки.

— Ладно, — сказал милиционер, подходя к нам, — скажи спасибо, корреспондент, что с тобой уважаемый отдыхающий. Ему можно, он не знал. А ты если в другой раз попадёшься — в КПЗ будешь ночевать.

Володя дёрнулся, но смолчал. Я протянул милиционеру бутылку.

— Ему отдай, — показал тот за спину. — В следующий раз на пятнадцать суток посажу.

Мне показалось, что он усмехается.

Мы пошли домой, и всё это время Володя ругался. Он грозился выгнать с работы не только милиционера с дружинниками, но и всех их родственников.

— Не только в Сухуми — в Очамчире их никто не возьмёт на работу! — гремел Володя.

— А в

Гантиади? — спросил я.

— В Гантиади тоже, — подумав, сказал Володя.

Я удовлетворённо кивнул. В Гантиади я со своей девушкой купался каждую ночь, и не хотелось, чтобы какой-то изгнанный из Сухуми милиционер портил отдых тем, кто живёт сейчас в маленьких комнатках со скрипучими кроватями. К посёлку Гантиади я притерпелся. Более того, из Сухуми он уже не представлялся таким скучным и грязным. Наверное, на побережье есть гораздо хуже посёлки, и пусть люди, отдыхающие в нём, чувствуют себя спокойно.

— Хорошо — отпустил, — сказала Анаида. — Я ночью не купаюсь.

— Ты плавать не умеешь! — крикнул Володя и пнул ногой стену дома, мимо которого мы проходили.

— Не знаешь, как там Саня? — вспомнил я о нашем однокурснике из Дагомыса.

— Недавно приезжал, — сказал Володя, с трудом загоняя внутрь клокотавшую в нём ярость. — Подрались в кафе.

— Да ну?! — удивился я, хотя ничего удивительного в том, что Саня подрался, не было. — Сильно побили?

— Не очень, Сане только нос расквасили, — по голосу Володи я понял, что к нему вернулось хорошее расположение духа.

— А у тебя ухо распухло, — сказала из темноты Анаида.

Вообще-то из нас троих в драке кое-что понимал один я, всё-таки кандидат в мастера спорта по вольной борьбе. Но за время своих занятий спортом я, вероятно, столько наполучал плюх, тычков и затрещин, что в драку почти никогда не лез, оставляя это удовольствие Сане с Володей. И вот, пожалуйста, у одного нос, у второго ухо.

— Прошло? — спросил я.

— Три дня примочки держал, — сказала Анаида.

— У Сани нос слабый, — до Володи наконец дошло, что для настоящего горца женщина — пустое место. — Ни разу не было, чтобы кровь не текла.

— Зато быстро проходит, — припомнил я.

— Да, назавтра домой уехал, — согласился Володя. — Слушай, удостоверение «Советской Абхазии» для них не указ… Завтра редактор позвонит начальнику милиции и…

Володя засунул руку в карман брюк и остановился. Даже в темноте я увидел, что он побледнел.

— Анаида, удостоверение у тебя? — спросил он.

— Ты в руках держал, — выплыла из темноты Анаида. — Потерял?

— К-как, как я мог его потерять?! — Голос у Володи сел. — Где?!

— На пляже, — сказала Анаида. — Всем показывал.

— Пошли искать, — снова вмешался я. — Хорошо, ночь лунная.

Мы вернулись на пляж. При лунном свете не то что камень — сучок казался удостоверением.

— Вот здесь мы стояли… — Володя вертелся на четвереньках, как собака, ловящая себя за хвост.

Я присел на корточки.

— За утерянное удостоверение выгнать могут, — дрожащим голосом сказал Володя. — Даже папик не поможет.

Анаида молча постояла над нами — и ушла в сторону.