Уход в затемнение
Шрифт:
И тогда именинник вспомнил того необычного повара, что угощал его и Надежду удивительным десертом. Тут же отыскалась визитка Спиридона.
Николай набрал номер, и стал считать гудки.
На четвертом ктото снял трубку.
– Алло, - это был тот самый басовитый голос.
– Здравствуйте, Спиридон! Я хотел бы нанять Вас поваром на свой юбилей.
– С большим удовольствием!
– ответил повар.
– Когда и что нужно? Ну и на сколько персон, разумеется?
– Приезжайте ко мне, Спиридон! Тут все и обсудим!
Повар согласился.
В итоге, меню было составлено.
У Николая сверкали глаза.
– А где Надя?
– спросил повар, припомнив чуткую звонко смеющуюся девушку.
Николай вздохнул. Рука его застыла в воздухе, будто он хотел ей взмахнуть, но не стал.
– Она уехала в Берлин, - сказал он.
– По делам?
– Да. Помогает Сорокину адаптировать Льва Толстова для германцев так, чтобы им тоже понравилось.
– Тоже?
– спросил Спиридон.
– Они ж его и без того любят!
– "Тоже" - это настолько же сильно, как и Сорокину, - шепнул Николай.
– Ясно, - ответил Спиридон и крепко задумался.
Следующая сцена случилась в желтокоричневых тонах, будто ктото решил раскрасить старый фильм, используя лишь диафрагму объектива цвета меда.
Словно глумясь над расчетами Николая, количество явившихся друзей оказалось в несколько раз большим. Спиридон, завидев взволнованную гримасу юбиляра, делал пальцами знак "ок" и подмигивал.
И, правда, он успевал справляться и с готовкой, и с накрытием столов. Успевал даже рассказывать гостям анекдоты. Те смеялись, не подозревая о том, что повар высчитывал каждую секунду.
Когда друзья и знакомые Николая отведали первое блюдо, стало спокойнее. Спиридон вздохнул с облегчением.
Впереди было второе и десерт. Вино уже открыли, и женщины, как на подбор облаченные в бежевые платья, похихикивали из разных углов дома.
Одна из них, ее звали Инессой, все время сопровождала Николая. Она держала его за локоть, томно заглядывая в глаза. В сумраке этих глаз Николай находил лишь тягучую, словно нуга, черную воду, что была способна уносить мужчин в омут таких желаний, что те вряд ли могли задуматься о какихлибо последствиях.
Николай не сопротивлялся, но был отстраненным.
Инесса показывала ему зубки, потом смеялась. Она слегка высовывала розовый язычок, и этими зубками прикусывала кончик.
Николай чувствовал особое, ближе к романтическому, возбуждение, но никак того не проявлял. Инесса хлестала вино безбожно. Огромными глотками она опустошала бокал на раздва. Оттого еще больше пьянела и еще откровеннее приставала к Николаю.
И вот, когда Инесса, напитая до такого состояния, что левый ее глаз не успевал за правым, петлей обвивая Николаеву шею, шепча ему эпитеты, которые он находил странными - "милый", "нежный", "мой" - в этот момент в квартиру въехал танк.
Радиоуправляемый пластиковый танк. Он наехал гусеницами на ногу Николая и замер. Мужчина огляделся вокруг, но никого, кто мог бы этим танком управлять, не увидел.
Николай подошел ближе к коридорному проходу.
Оттуда с громким "бу!" вылетела девушка. Она была изумительна и обнажена. Почти идеальная фигура, подчеркнутая округлость глаз, очаровательная улыбка. Грудь ее походила на холмы возле озера, а бедра, темнорумяные, казались идеальными.
В руках она держала пульт.
– Вы так прекрасны!
– воскликнул Николай.
– Не найду комплиментов, которые будут столь же идеальны.
Глазами он пытался найти Инессу.
– Она ушла, - заметив его взгляд, ответила девушка.
– Так как Вас звать?
– Вы же знаете, Николай! Мое имя - Надежда.
– Надя, - он кинулся целовать ее в губы быстрыми многократными поцелуями.
Она смеялась, пыталась его угомонить, но все впустую.
– Коля, - сказала Надежда, когда он немного поостыл, - знаю, тебе бы хотелось броневик, но, поверь, я в Берлине все ноги сломала. Там их нет. Можешь отпилить танку дуло, и из него выйдет отличный броневик.
Николай почти плакал.
– Господи, Надя! Броневик! Какой броневик?! Какой танк и какой Берлин?! Ну что ты, в самом деле?! Ты здесь! Милая моя, ты снова здесь! Это подарок!
– С днем рождения, Кубышкин!
– ответила она с улыбкой.
– Кремль, если что, там!
И она махнула рукой на северозапад.
Их губы встретились. Они встречались вновь и вновь, расставание всегда было для них болезненным, а воссоединение - бесконечным праздником.
"Точка".
– Остановка - улица Широкая, - сообщил динамики.
– Конечная.
Мужчина встал, поправил кепку, проверил, на месте ли сценарий. Во внутреннем кармане лежали теплые листы бумаги. Он подошел к кабине водителя, чтобы посмотреть, как тот выглядит. Однако в кабине никого не было.
Выйдя из автобуса, Николай увидел кинотеатр, в который они любили ходить с Надей.
Както они посмотрели там ванильную мелодраму про роман танцовщицы и госслужащего.
– У каждой - свой Николай, - сказала девушка после сеанса.
Они выходили из кинотеатра. Какието люди обкладывали его бочками, наполненными, похоже, горючим. По крайней мере, на бочках была наклейка "огнеопасно".
Эти люди, как обычно, ничего не успели.
Оставалось несколько сотен шагов, и Николай окажется на Кафедральной площади. Он увидит Собор и три мраморных ступеньки, и Надю.
Вероятно, она будет уставшая, вымученная дорогой. Но ведь Николай видел ее разной. Наблюдал ее милой, искрящей, словно оголенный провод, смотрел на нее, когда она была вдумчивой или усталой. Он помнил ее обнаженной, и ее тело было невозможно забыть за протянувшиеся полгода разлуки.
Как ее руки гладили его рано лысеющую голову, как голос ее щебетал, когда она чтото взахлеб рассказывала и при этом смеялась сама, как прижимала к себе Мартокота, а сверху стеной вставал ливень, и они оба пищали, выдыхая пар.