Уик-энд с Остерманом (др. перевод)
Шрифт:
— Я и сам еще не знаю. Не уверен. Все прояснится, когда мы уточним ситуацию с Кардоне.
— Мы это уже сделали. Он дома.
— Мы считаем так, потому что пока у нас нет оснований предполагать что-то иное.
— Ты бы объяснил.
— У Кардоне были гости к обеду. Три пары. Они все вместе сели в машину с нью-йоркским номером. Наблюдение сообщило нам, что гости спешно уехали в 12.30… Вот я и думаю — а что если Кардоне был в машине? Ведь было темно. И он мог там оказаться.
— Давай проверим. И того, и другого. С «Билтмором» проблем не будет. И попросим, чтобы Да Винчи позвонил Кардоне
Спустя восемнадцать минут оба джи-мена сидели на переднем сиденье автомобиля, припаркованного в нескольких сотнях ярдов от дома Таннера, ниже по дороге. Рация работала четко и ясно:
— Поступила информация, мистер Фассет. Только что звонил Да Винчи. Миссис Кардоне сказала, что муж не очень хорошо себя чувствует; он спит в комнате для гостей, и будить его не будут. И сразу же прервала разговор. Проверен и «Билтмор». В номере 1021 никого нет. Тремьян даже не ложился в постель.
— Спасибо, Нью-Йорк, — сказал Фассет, прежде чем отключиться. Он посмотрел на Дженкинса: — Можете ли вы представить себе, что такой человек, как Кардоне, отказался бы подойти к телефону в половине пятого утра, когда звонит Да Винчи?
— Кардоне нет на месте.
— Как и Тремьяна.
15. Четверг — 6.40
Фассет сказал Таннеру, что в четверг тот должен быть дома. И дело не в том, что нужно бы испросить разрешения отлучиться — он и сам не хотел покидать дом. Фассет сказал, что утром с ним свяжется. И тогда окончательно сложится план по защите семьи Таннера.
Журналист натянул старые военные брюки цвета хаки и спортивную рубашку, обул теннисные туфли. На кухне взглянул на часы: без двадцати семь. Дети встанут не раньше, чем через полтора часа. Элис, к счастью, может поспать до половины десятого или десяти.
Таннер попытался представить, сколько человек притаилось у дома. Фассет сказал, что вокруг целая армия, но что толку, если «Омега» решит его убить? Чем помогла эта армия тому джи-мену в зарослях в полчетвертого утра? Слишком много возможностей. Слишком много лазеек. Теперь-то Фассет должен это понять. Все зашло слишком далеко. Если эта абсурдная ситуация в самом деле реальна, если Остерманы, Кардоне и Тремьяны и вправду — часть «Омеги», он просто не сможет встретить их у дверей как ни в чем не бывало. Это абсурд!
Он тихо вышел из дома. Дошел до леса, прежде чем увидел кого-то. Он искал Фассета.
— Доброе утро, — это был Дженкинс, с синими кругами под глазами. Он сидел на земле за кустами, как раз на краю леса. Из дома и даже от бассейна его не было видно.
— Привет. Вам поспать так и не довелось?
— Я сменяюсь в восемь. Это не важно. Как вы? У вас утомленный вид.
— Послушайте, я хотел бы увидеться с Фассетом. Хотелось переговорить с ним до того, как он составит свой план.
Полицейский посмотрел на наручные часы:
— Он собирался звонить вам после того, как мы сообщим, что вы встали. Не думаю, что он ожидает вашего появления так рано. Хотя, может, это и к лучшему. Секундочку, — Дженкинс сделал несколько шагов в чащу и вернулся с рацией в брезентовом футляре: — Двинулись.
— Почему он не может прибыть сюда?
— Расслабьтесь. Никто не может приблизиться к вашему дому. Пошли. Вы сами увидите.
Дженкинс закинул рацию на ремне через плечо и повел Таннера по свежепротоптанной в его владениях тропке. Каждые тридцать или сорок футов им встречались люди, присевшие на колени, лежащие и сидящие, которые, оставаясь невидимыми, не спускали глаз с его дома. Вооруженные до зубов. Дженкинс связался по рации с патрулем с восточной стороны:
— Свяжитесь с Фассетом. Сообщите, что мы направляемся к нему, — передал он.
— Прошлой ночью агент погиб потому, что убийца понял — он будет опознан. «Омега» не может допустить, чтобы хоть кого-то из них расшифровали, — Фассет пил кофе, сидя лицом к Таннеру. — Были и другие предупреждения, но те не имеют к вам отношения.
— Он был убит в пятидесяти ярдах от моего дома, от моей семьи! Ко мне все имеет отношение!
— Ладно, ладно!.. Попытайтесь понять. Мы взяли на себя распространение о вас информации, которая циркулирует среди них, но не забывайте, что вы просто журналист Таннер — и не более. Теперь они кружат как коршуны, опасаясь друг друга. Никто не знает, есть ли сообщники у другого, и каждый действует на свой страх и риск… Убийца — всего одно щупальце «Омеги» — вел наблюдение. Он столкнулся с агентом и вынужден был пойти на убийство. Он не знал агента, никогда не видел его. Единственное, в чем он мог быть уверен — тот, кто поставил на пост агента, встревожится, не получив от него сообщения. Затем отправится в лес и найдет тело. Эта смерть и стала предупреждением.
— Вы не можете быть уверены в этом.
— Мы имеем дело не с любителями. Убийца знал, что тело обнаружат до рассвета. Я говорил вам в Вашингтоне: «Омега»
— это фанатики. Обезглавленное тело в пятидесяти ярдах от вашего дома — похоже на стиль НКВД. Если только это «Омега». Если же нет…
— Почему вы думаете, что они не работают вместе? Если Остерманы, Кардоне или Тремьяны — часть сети, они могут координировать свои действия.
— Исключено. Они не входили в контакт друг с другом с начала нашей психической атаки. Всем им — и каждому в отдельности — мы скормили кучу туфты, блефа, частично смахивающего на правду. Мы организовали телеграммы из Цюриха, телефонные звонки из Лиссабона, сообщения, которые передавались незнакомыми людьми в глухих местах. И теперь каждая из этих пар блуждает в потемках. Никто не знает, чем занимаются остальные.
Агент по имени Коль, сидящий на стуле у окна мотеля, взглянул на Фассета. В том, что касалось последнего утверждения, Фассет не мог быть абсолютно уверен, и Коль знал это. Часов двенадцать назад они потеряли из виду Остерманов. Был перерыв в три и в три с половиной часа соответственно в слежке за Кардоне и Тремьяном. И все же, подумал Коль, Фассет прав.
— Где Остерманы? Прошлой ночью, то есть сегодня утром вы сказали, что не знаете.
— Мы нашли их. В одном из отелей Нью-Йорка. По нашим данным очень сомнительно, что Остерманы могли быть в этом районе прошлой ночью.