Уильям Шекспир — слова символы, как язык иносказания
Шрифт:
Не будучи пророком Толстой, не имел никакого понятия к каким последствиям приведут две революции в феврале 1905-го и октябре 1917 года. Ни коим образом, великий русский писатель не мог предугадать к каким разрушительным последствиям, в конечном счёте приведёт деятельности народовольцев, что наиболее радикальная часть которых станет бомбистами, а на следующем этапе — коммунистами. В конце концов разрушивших до основания царизм, но приведшие к катастрофам подвергнув соотечественников в течении десятков лет к страшным испытаниям и гибели десятков миллионов людей разных возрастов!
— Но был ли Толстой в то время, будучи
Судя по содержанию записей дневников, которые вела Софья Николаевна, его жена, с которой Лев Толстой прожил 48 лет, на столь не простое занятие для него, когда всегда не хватало времени из-за беспрестанной переписки по распространению и популяризации идей народовольчества.
Прежде чем начать ознакомление с некоторыми тезисами критического очерка Льва Толстого на драматургию Шекспира рекомендую читателю, внимательно прочитать лекции Самуэля Тейлора Кольриджа и Уильяма Вордсворта об специфике написания пьес Шекспиром. Дело в том, что Толстой в своих критических очерках «О Шекспире и о драме» использовал ранее написанные тексты лекций Кольриджа, где великий писатель написал свои неординарные выводы после пространственных рассуждений об драматургии Уильяма Шекспира в форме «пасквиля».
При сопоставлении тезисов из критических очерков Толстого с тезисами лекций Тейлора Кольриджа мной был обнаружен нелицеприятный факт, что Лев Толстой пользовался материалами лекций Кольриджа в качестве исходного материала для критики драматургии Шекспира. Перевернув ровно до наоборот крайне позитивных отзывов Кольриджа, заменив их своими — негативными. Именно, этот факт раскрыл внутреннюю природу писателя, как человека крайне неискреннего, который в текстах критических очерков занимался подтасовкой. Толстой перевернул с ног на голову положительные отзывы Самуэля Тейлора Кольриджа и Уильяма Вордсворта об специфике написания пьес Шекспиром в свои крайне негативные, но главное абсолютно не объективные, которые написал в очерке «О Шекспире и о драме».
Впрочем, в своих «Семи лекциях об Шекспире и Мильтоне» Кольридж охарактеризовал значительно раньше, как великолепно задуманные, перечислив основные новаторские приёмы, применённые драматургом в своих пьесах, но наперекор этому Толстой обрушил на пьесы Шекспира шквал необъективной критики, буквально по тем же самым пунктам.
Однако, рано или поздно справедливость должна была восторжествовать, именно, поэтому без привожу наиболее характерные фрагменты критического очерка Льва Толстого «О Шекспире и о драме»:
«Помню то удивленье, которое я испытал при первом чтении Шекспира. Я ожидал получить большое эстетическое наслаждение. Но, прочтя одно за другим считающиеся лучшими его произведения: «Короля Лира», «Ромео и Юлию», «Гамлета», «Макбета», я не только не испытал наслаждения, но почувствовал неотразимое отвращение, скуку и недоумение о том, я ли безумен, находя ничтожными и прямо дурными произведения, которые считаются верхом совершенства всем образованным миром, или безумно то значение, которое приписывается этим образованным миром произведениям Шекспира. Недоумение моё усиливалось тем, что я всегда живо чувствовал красоты поэзии во всех её формах; почему же признанные всем миром за гениальные художественные произведения сочинения Шекспира не только не нравились мне,
«Много раз в продолжение моей жизни мне приходилось рассуждать о Шекспире с хвалителями его, не только с людьми, мало чуткими к поэзии, но с людьми, живо чувствующими поэтические красоты, как Тургенев, Фет и др., и всякий раз я встречал одно и то же отношение к моему несогласию с восхвалением Шекспира».
В следующем фрагменте критического очерка Льва Толстого «О Шекспире и о драме» в полной мере можно рельефно увидеть мировоззренческую позицию писателя, несущую разрушительного начало, в качестве миссии бунтарей и основоположника, зародившегося «народовольчества», посягнувшихся на устои общества.
Не удивляет, что сопоставление писателя себя с иконой «народовольчества» получило отражение в его критических очерках «О Шекспире и о драме»:
«Содержание пьес Шекспира, как это ...есть самое низменное, пошлое миросозерцание, считающее внешнюю высоту сильных мира действительным преимуществом людей, презирающее толпу, то есть рабочий класс, отрицающее всякие, не только религиозные, но и гуманитарные стремления, направленные к изменению существующего строя.
Второе условие тоже, за исключением ведения сцен, в котором выражается движение чувства, совершенно отсутствует у Шекспира. У него нет естественности положений, нет языка действующих лиц, главное, нет чувства меры, без которого произведение не может быть художественным.
Третье же и главное условие — искренность — совершенно отсутствует во всех сочинениях Шекспира. Во всех их видна умышленная искусственность, видно, что он не «in earnest», «всерьёз», что он балуется словами».
(Л. Н. Толстой. «О Шекспире и о драме» // Толстой Л.Н. Собрание сочинений в 22 тт. — Москва: Художественная литература, 1978— 1985. Т. 15).
(Примечание от автора книги: Психологическое состояние автора во время написания этих критических заметок «О Шекспире и о драме» день ото дня становилось хуже.
Дело в том, что Лев Николаевич Толстой у всех подряд просил прощенье за нелепости, которые он выговаривал всем близким друзьям и родственникам, окружавшим его.
В действительности, Лев Николаевич в последние годы своей жизни болезненно осознавал себя старым и изрядно глупым, и при этом, беспрестанно говорил, что готов принять яд, который «она» (его жена Софья Андреевна) давно приготовила для него, он был убеждён, что «она» слепо и неистово ненавидит своего мужа и хочет «непременно» его отравить).