Украина и политика Антанты. Записки еврея и гражданина
Шрифт:
Здесь впервые мелькнули в толпе, наводнившей вокзал, подозрительные лица… Я часто бывал в свое время в тюрьмах, на свиданиях с моими подзащитными, мне знакомы были такие лица… Лезли в голову нехорошие мысли, становилось очевидно, что к восстанию начинают присоединяться преступные элементы, почуявшие близость взятия Киева и возможностей там поживиться на счет добра ближнего…
Но это были в то время еще только единичные случаи, которые тонули в общем могучем порыве, поднявшем и охватившем несметные массы крестьянства и городской молодежи. Эти массы смело и бодро шли на защиту завоеваний революции и независимости Украины, которым угрожала, по их убеждению,
Наконец усталость взяла свое и Чоповский согласился со мною, что надо пуститься в поиски места для ночлега. Мы нашли сердобольного солдата, который взялся помочь нам, и отправились с ним по направлению к базарной площади. Сколько мы ни стучались в несколько домов, нигде нам не отверзлось… Жители боялись, очевидно, ночных посетителей и забаррикадировались засовами, ставнями и т. д…
Печально возвращались мы к вокзалу. Вдруг, уже у самого вокзала, мелькнул в глубине усадьбы в оконце дачного домика огонек. Мы пошли на этот огонек, и на сей раз на наш стук откликнулись. Молодой студент-техник приютил нас в своей комнате. Его имя улетучилось из моей неблагодарной памяти… А ведь мы ему были обязаны кровом и теплым гостеприимством.
Сопровождавший нас солдат, который тащил, по очереди с нами, наши чемоданы, наотрез отказался взять у нас деньги в вознаграждение за его услуги. Такое бескорыстное стремление к оказанию нам помощи наблюдалось потом в пути среди повстанцев не раз и свидетельствовало о приподнято-восторженном состоянии умов и чувств в эти первые недели восстания.
«Утро вечера мудренее»… И мы надумали поутру оставить чемоданы в Боярке и сделать попытку пробиться налегке в Киев через Демиевку, держась вправо от линии боев. Оказалось, что это было уже слишком мудрено – и вся эта затея чуть было не закончилась для нас весьма трагически.
Мы набрели на крестьянина, возвращавшегося из Боярки в своей телеге домой, в деревню (забыл, как она называется), расположенную недалеко от Демиевки. Он согласился взять нас с собою, но потребовал за 7–8 верст сто рублей. Мы согласились на эту непомерную в то время плату, что показалось ему, вероятно, подозрительным. Доехали мы до деревни благополучно. Все время со стороны Жулян слышалась канонада.
Наш возница пригласил нас к себе в хату, нам приготовили чай и еду, и мы стали обдумывать дальнейший план продвижения к Демиевке.
Между тем сам возница куда-то исчез. Вскоре он возвратился в сопровождении конного разъезда повстанцев. Я забыл упомянуть, что плату за проезд он поспешил взять с нас раньше… Мы предъявили наш пропуск, но это не произвело никакого впечатления… С нами обошлись весьма грубо, объявили нас арестованными и повели через всю деревню «в штаб». Там, мол, разберут…
Нас привели в довольно просторный дом, в котором расположился штаб. Пришлось ожидать несколько часов, пока дошла до нас очередь. К счастью, в штабе оказались люди, хорошо знавшие Чоповского по его выступлениям на крестьянских съездах. Нас предупредили, что по дороге к Демиевке повстанцы не верят никаким пропускам и по первому подозрению расстреливают.
Между тем снова надвигалася тьма. Мы побрели пешком обратно в Боярку, к нашему гостеприимному технику и к нашим чемоданам.
По дороге нас дважды останавливали разъезды. Мы предъявляли наш пропуск с тревогою… Но на сей раз мы не вызвали подозрении, быть может потому, что направлялись в сторону, противоположную Киеву.
Едва рассвело, как я разбудил Чоповского, и мы решили на сей раз вернуться к первоначальному плану, то есть добраться до Триполья. Во избежание повторения истории с доносчиком-возницею,
Снова конные разъезды и остановки в пути, однажды даже с наведением револьвера… Но имя Фещенко-Чоповского, министра при Центральной раде, каждый раз выручало.
В Обухове мы застали на площади несметную толпу народа. Опять куда-то повели, опять расспросы и объяснения. На сей раз оказались среди офицеров-повстанцев хорошие знакомые Чоповского и нам даже дали «казенных» лошадей, телегу и надежного возницу для путешествия в Триполье.
В Обухове же я успел повидаться и переговорить с местным раввином и представителями местного еврейского населения. Раввин снабдил нас деньгами, так как наши средства были на исходе, а опыт предыдущих дней не внушал уверенности в том, что мы скоро доберемся в Киев. Еврейское население в это время еще не имело оснований опасаться погромов. На многих зданиях и столбах в Обухове (и вообще по пути, по которому мы ехали) были расклеены воззвания Директории. Я сам читал несколько таких воззваний и могу засвидетельствовать, что в них население призывалось к соблюдению порядка и уважению к чужой жизни и собственности. «Евреи – наши братья», гласили эти воззвания.
Далее указывалось на всю позорность погромов царского времени и на то презрение к России, которые они вызывали у других народов, и объявлялось равенство и братство всех народов, населяющих Украину.
Тон воззваний был убедительный, а главное – они были написаны простым, понятным для народа языком и дышали теплотой и искренностью. Безусловно, у Директории были самые благие намерения не только предотвратить гибельные для восстания и его целей анархию и погромы, но всячески обеспечить мирное и дружное сожительство всех народов на началах полного равенства.
Местечко Триполье расположено весьма живописно на берегу Днепра, в гористой местности. Часть построек разбросана на вершине гор, часть – на относах, сбегающих к реке. По реке от Киева до Триполья около 50 верст, а по прямой линии – немногим больше сорока.
В 7–8 верстах от Триполья, вверх по течению, ближе к Киеву, находится дачный поселок Плюты, одно из излюбленных мест летнего пребывания киевлян.
Мы подъехали к Триполью около 10 часов вечера. В местечко ведут из Обухова две или три дороги. Конечно, ни возница, ни мы не могли знать о том, что повстанцы распорядились, чтобы ночью въезжали в Триполье лишь по одной из этих дорог. И мы попали как раз на запретный путь… Лошади неслись вовсю, они как бы чувствовали близость конца путешествия, а может быть, подгонял холодный ветер…
Вдруг вдогонку нам послышались выстрелы и крики. Мы остановились, и нас быстро нагнал казачий разъезд. Стали объясняться. Сошли с телеги и пешком, снова под конвоем, направились в трипольский штаб. Наконец на сей раз в помещении штаба оказались уже и мои знакомые из числа родственников крестьян, которых я защищал в свое время по делам о самосудах, убийствах в драке и т. д…
Нас встретили очень приветливо. Решено было поместить нас в одном из лучших домов местечка, у зажиточного купца Половинчика. Тут же нам гордо сообщили о том, что все пароходы задержаны и отведены в Плюты, где находятся под охраною разъезда казаков.