Украина и политика Антанты. Записки еврея и гражданина
Шрифт:
Привожу историю этих выборов, так как она мало известна или забыта широкой публикой, а между тем является весьма характерной и показательной.
Председателем Генерального суда мы избрали Н. И. Радченко.
Меня зачислили, как криминалиста, в уголовный кассационный департамент. В мае уже открылись судебные заседания всех трех департаментов (административного, гражданского и уголовного), причем они происходили временно, до приискания отдельного помещения, в том здании Киевской судебной палаты, в котором мне пришлось в свое время столь часто выступать в качестве поверенного, а впоследствии столько пережить…
Из всех перечисленных членов Генерального суда этого сокращенного первого состава один только я
И действительно, мне не чинили засим никаких препятствий в этом отношении. Я делал доклады и писал решения на русском языке вплоть до открытия Сената, в связи с преобразованием и переименованием в период правления гетмана Скоропадского нашего Генерального суда в Державный сенат.
В течение апреля и мая я брал уроки украинского языка и вскоре убедился в том, насколько этот язык богат и гибок. Конечно, не было еще выработанной научной терминологии. Это особенно ощущалось цивилистами, при многообразии терминов гражданского права и при том условном, строго ограниченном значении, которое каждому такому термину должно быть присвоено. Куда проще обстояло дело в этом отношении с ограниченной и не столь сложной терминологией уголовного права, как материального, так и процессуального [8] .
8
Тем, кто отрицает существование самостоятельного украинского языка, рекомендуется ознакомиться с «Запиской Императорской Академии наук» от 20 февраля 1906 года. Академия устанавливает, что украинский язык отнюдь не представляется наречием русского языка и что он есть отдельный славянский язык, равно как и украинский народ не есть отрасль российского народа, а является самостоятельной славянской народностью.
Общие собрания Генерального суда происходили очень часто. Работы было очень много, как организационной, так и чисто судебной. Одновременно шла лихорадочная работа в Министерстве юстиции по учреждению комиссий для перевода законов на украинский язык. Действующими законами, впредь до выработки собственного законодательства, были признаны законы Российской империи, со всеми позднейшими изменениями и новеллами временных правительств, поскольку они не впадали в противоречие с новым строем Украинского государства.
Совместная напряженная работа и дружеские, интимные отношения, установившиеся между членами Генерального суда, останутся навсегда в памяти нас всех, судей первого призыва.
Прокурорский надзор, представленный покойным украинским судебным деятелем и писателем Марковичем, покойным Вязловым, бывшим членом I Государственной думы, и Тихомировым – способным и весьма сведущим юристом, – составлял вместе с нами одну тесную семью. И не ощущалось никакого диссонанса в том, что все они говорили по-украински, я же один отвечал им по-русски… Но я уже освоился с украинским языком в достаточной мере, чтобы все понимать. Особенно красиво звучала украинская речь в устах С. П. Шелухина, пламенного оратора и одного из лучших знатоков языка.
Тесное общение делало свое дело, создавались взаимное понимание, доверие и глубокие симпатии.
В составе канцелярии Генерального суда были знатоки украинского языка. Они охотно переводили на украинский язык изготовляемые мною решения.
Тем не менее вопрос о языке был для меня такой
Одновременно назревала для меня другая личная драма, связанная с моим уходом в июне 1918 года из состава Трудовой народно-социалистической партии. Тяжело было расставаться с партией, во главе которой стояли Пешехонов и Мякотин… Но этого требовало от меня сознание моего долга, как еврея и уроженца Украины. И я послал заявление в Центральный комитет о моем выходе из комитета и партии.
В предыдущем изложении я не останавливался на всех тех событиях, которые являются общеизвестными или получили уже свое надлежащее освещение в печати. К такого рода общеизвестным фактам относится вопрос о персонально-национальной автономии и его разрешении Центральной радою, о министерствах для защиты прав меньшинств и т. д.
По весьма важному вопросу о выборах в украинское Учредительное собрание у меня нет, к сожалению, подробных материалов. И я ограничусь лишь установлением того факта, что на этих выборах украинские списки повсюду, за исключением, конечно, лишь больших городов со смешанным населением, получили еще более подавляющее количество голосов (от 80 до 90 %), чем на выборах во Всероссийское учредительное собрание.
Не вижу необходимости останавливаться и на подробностях переворота, который был совершен германским военным командованием, распустившим Центральную раду и передавшим власть гетману Скоропадскому. К тому же я был в момент этого переворота лишь судьею и еще не вступил в ряды украинской партии социал-федералистов, а потому не стоял еще столь близко к этим событиям, чтобы считать свое суждение о них в достаточной мере компетентным.
Скажу лишь, что позиция бойкота, занятая всеми украинскими партиями по отношению к свершившемуся факту, представлялась мне ошибочною. Прямой отказ левых украинских партий от участия в правительстве и колебания средних групп (социал-федералистов) привели к тому, что и Скоропадский, и германское Верховное командование стали искать опоры в российских политических партиях. И хотя в первом кабинете и оказались Василенко и Чубинский, весьма близкие украинским кругам своим прошлым, но они являлись в это время представителями Всероссийской партии народной свободы, в рядах которой даже вопрос о федерации был еще весьма спорным для большинства партии.
В конце июня, как уже упоминалось выше, я вошел в состав партии социал-федералистов и был кооптирован в Центральный комитет партии.
В этой партии был сосредоточен весь цвет украинской интеллигенции. Достаточно назвать имена Ефремова, Стебницкого, Никовского, Прокоповича, Шульгина, Саликовского, Лотоцкого, уже покойных теперь Шрага, Матушевского и Вязлова. Ефремова справедливо называли «совестью партии»; живой, остроумный и реально мыслящий Никовский являлся, по чьему-то меткому выражению, движущим нервом партии. В лице Мациевича партия имела лучшего знатока земельного вопроса на Украине. Вскоре после меня вступил в ряды партии М. А. Славинский, известный в общерусских и украинских кругах своей литературной и общественной деятельностью, многолетний сотрудник покойного М. М. Ковалевского по редактированию «Вестника Европы». В состав комитета входил также профессор М. И. Туган-Барановский, впоследствии столь безвременно сраженный грудной жабой.