Украинка против Украины
Шрифт:
Но Украинка без зазрения совести продолжала гнуть свое: "Усе оте в купі — неволю слова, науки, віри, зібрань і спілок і особисту неволю — освічені люди звуть політичною неволею (громадською, державною неволею). Вона була в Англії за часів Мільтона, чи єсть вона в Росії, не будемо казати — розумному досить". Такова была ситуация в Англии накануне революции. Такова ситуация в России накануне… Умному достаточно.
"Вернімось же до Мільтона. Чи міг же він терпіти політичну неволю мовчки? Запевне ні, перш усього через те, що у нього було щире серце, вразливе на кривди і чутке до правди, а до того ж він був справжнім поетом і письмовцем, значить не міг промовчувати своїх думок". А может ли Украинка молча
2.6. Узница
Франко писал об одной "талантливо задуманной, но слабо исполненной вещи" Украинки: "В поэме "Узник" чересчур густо положены черные краски: муж сидит в тюрьме, жена с ребенком страдают от голода, ростовщик за долг продал последнюю корову" (6). Но как же без этого? Ведь "чересчур густо положенные черные краски" — это фирменный знак Украинки. "Узник" написан в 1889 году, "Адвокат Мартіан" — в 1911 году. Тенденциозными гиперболами переполнено все ее творчество, которое можно поэтому назвать истерически-гиперболическим.
Себя она также воспринимала как узницу. Свое произведение, переданное для публикации во Франции, так и назвала "Голос одной русской узницы". История этой "поэмы в прозе" такова. После смерти Драгоманова Украинка чувствовала отсутствие проводника и писала его жене: "Часом мої мислі заводять мене у такий лабіринт, з якого міг би мене вивести тільки один чоловік, але його вже нема, і сеє нема я чую тепер більш ніж коли. Часто так у ночі сидиш серед того хаосу думок і думаєш: "О, хоч би галюцинація з’явилась!" Я б їй повірила так, як перше люди вірили в дива… І чого се люди так бояться галюцинацій і божевілля? А я часто дорого дала б за них". Но галлюцинации и сумасшествие — это дело наживное. Был бы повод. И он быстро нашелся.
В это время между Францией и Россией образовался союз против Германии, желавшей приобрести себе "жизненное пространство" за счет соседей. Осенью 1896 года для подписания межправительственного договора в Париж приехал русский император Николай Второй. Французские политики, поэты и артисты приветствовали царя. И они знали, что делают (франко-прусскую войну хорошо помнили, а силу германской военщины, проявившуюся в полную мощь в XX веке, предвидели). Студенты лесной школы в Нанси послали студентам Петербургского лесного института поздравление в связи с коронацией Николая Второго. Это возмутило самых революционных из русского студенчества и они отправили протест в венскую социал-демократическую газету. Франко опубликовал украинский перевод протеста в журнале "Житє і слово". А "узница" Украинка направила свою "поэму" тете в Софию: "Користуюсь оказією і посилаю сеє "не любо, не слушай" через границю, просячи далі відправити поштою до Вас". Т. о., жанр этого произведения был точно определен самим автором: "Не любо — не слушай, а врать не мешай".
"А Вас прошу довідатись адреси "La Reforme" або якої іншої газети чи журналу радикального чи соціального напрямку (такої, щоб була не франко-російська) і послати туди, не гаючись, оцю штуку. Попросіть від мене Ліду переглянути се, чи нема там чого надто варварського… Спізнилась я трохи з посилкою сею, та коли ж часи у нас тепер надзвичайно подлі, приходиться вертатись до спартаківського способу листування. "Да, были хуже времена, но не было подлей". Когда спартаковцы захватят власть, настанут времена и хуже, и подлей.
"А все-таки мені хочеться, щоб з Росії дійшов хоч один протест проти такої профанації поезії і хисту, якої допустилися французи сей рік у Версалі… "Молчание знак согласия", — так думали, певне, ті студенти російські, що послали протест проти поздравления їх з коронацією від бельгійських студентів. Не знаю, чи ви читали сей протест? Він був надрукований в "La Reforme" і передрукований в "Житті і слові". Бельгийцы, как известно, до сих пор живут в конституционной
В оригинале текст написан по-французски. Русский перевод: "Великие имена и громкие голоса. Слава о них разносится по всему миру… Конечно, слабая песня одной узницы не в силах привлечь внимание этих увенчанных лаврами и розами величественных полубогов. Но мы, мы, несчастные поэты-узники, привыкли к песне без отзвука, к тщетным просьбам, к бессильным проклятиям, к безутешным слезам, к приглушенным стонам. Можно все заглушить, кроме голоса сердца, — он заставит себя услышать и в дикой пустыне, и среди толпы, и даже перед царями. И чело, никогда не знавшее лавров, не менее гордо, не менее чисто, ему не нужны лавры, чтобы скрыть какое-то бесчестие. И голос, который никогда не вызывал позолоченное эхо и тем не менее свободный, тем не менее искренний, не нуждается в знаменитых истолкователях, чтобы быть хорошо понятым. Позвольте же нам петь! Песни — это единственное наше богатство, потому что можно все заглушить, кроме голоса сердца".
Затем небедная дочь предводителя уездного дворянства принималась позорить французскую элиту: "Позор лицемерной лире, льстивые струны которой наполняли аккордами залы Версаля. Позор чарам вероломной нимфы, которая из хаоса веков вызывала призрак. Позор вольным поэтам, которые перед чужеземцем бряцают звеньями добровольно надетых на себя цепей. Неволя еще мерзостней, когда она добровольна. Позор вам, актеры, когда вы своими кощунственными устами произносите великое имя Мольера, который некогда своей ядовитой насмешкой подтачивал страшного великана, созданного во Франции покойным королем-солнце. Призрак этого короля, столь бледный накануне, покраснел от радости, услышав ваши песни в Париже, этом городе-цареубийце, каждый камень которого кричит: "Долой тиранию!". Быстрый переход от Людовика XIV ("король-солнце") к Людовику XVI, казненному в 1793 г. Всего пять лет не дожила бедная до убийства Николая Второго с женой, сыном-подростком, четырьмя дочерями и оставшимися им верными людьми. Вот уж порадовалась бы…
"Добрые французы, отведите нашего царя подальше от этого города привидений, в Шалон, в Трианон, все равно куда, но дальше, ибо здесь, в комнатах Антуанетты и Людовика, кошмары могут нарушить его отдых после такого триумфа, после жертв, подобных тем, что устилали дорогу колеснице Цезаря, попиравшей мертвых. Не зря после вашей пламенной марсельезы прозвучал унылый напев "Боже, царя храни!". Говоря о жертвах, она имеет в виду трагедию на Ходынском поле, где 18 мая 1896 года в честь коронации Николая Второго власти организовали угощение и раздачу подарков для простого люда. В возникшей давке погибло 1386 человек и тысячи получили увечья. Генерал-губернатором Москвы был великий князь Сергей Александрович. Революционеры на него возложили ответственность за трагедию. В 1905 г. эсер-террорист Иван Каляев убил великого князя. Его вдова Елизавета Федоровна стала основательницей Марфо-Мариинской монашеской обители. В 1918 г. ее с великими князьями скинули в шахту и забросали гранатами. Несколько дней еще раздавалось оттуда пение псалмов и молитв. Молите Бога о нас, святые угодники Божии, новомученики, убиенные за веру!
В Париже Николай Второй открыл подаренный французам мост имени своего отца Александра Третьего. Украинка желает приспособить для нужд революции (уже мировой) и этот мост: "Стройте же крепко мост, который соединит народы, пусть он будет не менее прочен, чем старинные царские мосты в Париже и в Москве. Они же прекрасно выдержали неукротимый танец освободившегося от цепей народа, возбужденного ненавистью, освещенного пожарами. Позаботьтесь же, чтобы ваш мост вскоре не обрушился во время одного из этих великих народных празднеств, войн или революций…"