Укрощение строптивого лига
Шрифт:
— Ох! — обрадовалась его словам Эдалина, будто я была ее дочерью. Они еще немного переговорили, а затем ер Агарт покинул особняк. Что удивительно — визит лекаря был коротким, вот только с его уходом ушли и моя хандра со страхом. Сразу видно — профессионал.
Я надеялась, что хотя бы теперь смогу побыть в одиночестве, предаться меланхолии, но за
— Нет! Нет! Это неслыханно! Совершенно неприлично! Возмутительно и недостойно! — как попугайчик твердила она. Я приготовилась, что сейчас в комнату нагрянет целый консилиум лекарей, но… дверь распахнулась, и вошел Тирс!
— Викарт Нормер! Не смейте! Это…
Он захлопнул дверь перед носом горничной и сразу направился к окну. Резко распахнул занавески и бодро пропел:
— Диртия ждет нас!
— Это она вас ждет, — пробурчала, раздраженная его жизнерадостностью. Я тут лежу несчастная, а рыжий наглец в темно-зеленых брюках и белой рубашке выглядит замечательно, да еще лучезарно улыбался, будто дразнит. — Уйдите и закройте шторы! У меня голова болит.
— А вы теперь со мной! — он ловко прыгнул к постели, схватил мое одеяло и резко потянул на себя.
— Это неприлично! — закричала я, пытаясь удержать его. — Вон! Вон из комнаты! — Зато из-за дурацкой выходки вмиг разозлилась и взбодрилась.
— Вера, еще лунье — чопорность вольется в твою кровь, и ты начнешь ходить с таким выражением! — Тирс скривил губы, как высокомерные напыщенные лиеры, и манерно прошествовал по комнате.
— Дурак! — я бросила в него подушкой. Как же он меня бесил!
— О! Еще не все потеряно! — он ловко поймал ее и бросил в меня.
— Ты негодяй! — зашипела я. Его появление было подобно внезапно возникшему урагану. За мгновение довел до бешенства, а теперь вовсю паясничает.
— Правда? — Тирс улыбнулся. — А помнится, дома ты перед соседями расхаживала в более фривольном виде!
Я снова швырнула в него подушку. Он опять поймал ее и ехидно заметил:
— А напомнить, как спустилась в кухню!? Одеяла на тебе не было!
Тогда я швырнула в него вторую, но он увернулся, и подушка упала на пол.
— Зато теперь ты в боевом настроении! — рыжий гаденыш подмигнул и, убегая, как мальчишка-сорванец, прокричал: — Караул! Караул! Кто-то в перине утонул! Барахтается, рычит, храпит! Я бы спас — да боюсь! Вдруг там злобный пес, кусающий всех за нос!
— Дурак!
Дверь захлопнулась. Но не успела я успокоиться, пришлось выслушать наставления Гареды, пришедшей помочь мне собраться на прогулку. Кажется, если даже умру — меня оживят, нарядят и все равно потащат в люди.
— Лиера Вера, — мягко, по-матерински, но с укоряющими нотками произнесла горничная, — добропорядочным ливрам не пристало вести себя так даже с женихами.
— Я его не звала! Он сам пришел!
Вздохнув, Гареда занялась моей прической.
Сотворив с помощью шиньона нечто волшебное,
— Вы с викартом замечательно смотритесь. Лиера Эдалина сообщила, что сегодня он наденет серый сюртук. Поэтому я взяла на себя смелость предложить вам платье вишневого цвета. Они хорошо сочетаются.
— Гареда, благодарю вас, — я взяла себя в руки и улыбнулась. Тронутая благодарностью пышногрудая горничная заморгала глазами, чтобы скрыть волнение.
Пока собиралась, у меня было достаточно времени, чтобы придумать ответ Тирсу. И как только мы сели в скаперт, я мстительно пропела ему дразнилку:
— Я — девочка хорошая,
Мой папа — герид Мороз,
А мамочка — цветочек,
А ты — сопливый нос! Бе-е! — и показала язык.
Он прищурился, смерил меня взглядом, потом закатил глаза и в довершении покачал головой:
— Так и быть. Хорошей девочке я еще куплю леденцов.
И вроде бы хорошо, что купит, слова грубого в ответ не сказал, однако же пристыдил. Поэтому я отвернулась к окну, и до Имперской улицы мы дохали без пререканий.
— Выше голову! — напомнил Тирс, выходя из скаперта. Затем подал руку и помог выйти мне.
Наше появление вызвало легкий переполох. Не нужно чуткого слуха, чтобы догадаться, что прохожие, склонив головы ближе к спутникам, судачат о нас. На чопорных лицах заиграли злые ухмылки, некоторые выше задрали носы, другие откровенно разглядывали, игнорируя приличия.
— Вера, они верят слухам, а не своим глазам, а это значит, что они глупцы. По-моему, беспокоиться из-за мнения неумных людей — самая большая глупость.
— Глупость, — кивнула я. — Но тяжело, когда спину сверлят злые взгляды.
— Не злые, а завистливые. Это значительная разница.
— А чему завидовать? Они лееры и ливры. Чего им не хватает? Чего у них нет, что есть у меня?
— Я! — без стеснения заявил Райский. — Я — близкий родственник императора и завидный жених. — Заметив мой взгляд, добавил: — Я не говорю о своих человеческих качествах, лишь о состоянии и титуле. И не забудь, что их раздражает, что у тебя есть нечто, что дорого Максильену, и за что он готов выложить крупную сумму. Если бы при возвращении титула тебе вменили обязанность заплатить казне крупный штраф, уверяю, никому бы и дела не было до дележа наследства. Поверь, это обычная практика, когда родственники грызутся за наследство.
— А если у меня нет дара? — грустно усмехнулась я.
— У тебя на руке красуется родовая метка, и никакие слухи не помешают тебе получить наследство. Как бы Вирнестия ни изворачивалась, ее низости не повлияют на решение суда. Другое дело, что пробуждение дара окончательно похоронит все слухи, распускаемые аэрцами, и обелит доброе имя Дотвигов. Поэтому возьми себя в руки, надень маску высокомерия и покажи всем, что идет истинная герида Дотвиг.
Я внимательно оглядела Тирса.
— Что? — спросил он.