Укротители непогоды

Семенкова Даша

— Мои глаза… они цвет поменяли!

— Скорее, вернули настоящий. Ты теперь похожа на тигренка, — он покосился на мой несчастный пеньюар. — Только эти кружева тебе совсем не подходят. Где ты видела тигренка в кружевах?

Я еле сдержалась, чтобы не огреть его чем-нибудь тяжелым. Тем более, что вино сделало меня храбрее.

— Я не ребенок!

— Конечно же нет! — проворковал Сокол, унося зеркало. — А теперь давай-ка я погашу свет, и ты будешь баиньки.

Бокал полетел ему вслед, разбрызгивая остатки вина. Сокол поймал его, не оборачиваясь. Свечи погасли.

— Ложись

спать, Йована. Набирайся сил перед дорогой. И смотри сны.

Я фыркнула и отвернулась к стене, злясь на него. Какой я ему тигренок! Я маг, допущенный к практикам! И не самый слабый. Ничего, господин симпатичная попка, ты меня еще узнаешь. Я не я, если буду все это терпеть. Вот приедем в столицу, сбегу. И без твоей науки справлюсь. Вернусь к тебе госпожой Иванкой, тогда и поговорим.

Казалось, что я всю ночь не усну, но вино и мягкая перина делали свое дело. Я успокоилась и задремала…

Иногда мне кажется, что за окном не дождь моросит, а льется серая краска. Все стало серым: небо, забор вокруг приюта, полоска моря за забором, земля, трава и камни. Оттенки разные, а цвет один.

Осталось только одно цветное пятно на всем свете. Мои рыжие волосы. «Ты вечно ревешь, вот они и заржавели,» — сказал как-то раз отец. А я поверила и научилась плакать без слез. Глупо. Мастью я в него пошла, его волосы и борода оранжевые, как морковь.

Дождь, снова дождь… Как мало здесь солнечных дней. Мне почти всегда грустно.

Чайка. Белая-белая, кажется, что она светится. Их много на нашем острове. Могли бы улететь отсюда в любой момент, а они остаются, глупые.

Говорят, я скоро отсюда уеду. Меня и еще нескольких старших девочек заберут в Университет, учить настоящей магии. Совершенно точно известно, что маг-наставник уже выехал за нами. Если это правда, то я уеду еще до своего дня рождения.

Я повзрослею в пути. Забавно, правда?

Однажды я научусь колдовать. Я способная, я точно знаю. Превращу себя в белую птицу и смогу улететь туда, куда захочу. Когда-нибудь я отращу себе крылья.

Что это? Я села, озираясь. Комната в таверне. Фортице. Вокруг ночь, только через щель в занавесках ложится на пол тусклый свет. Я давным-давно уехала из приюта. Это был… сон?

— Все в порядке, — раздался голос Сокола. Он сидел на своей кровати с раскрытой книгой. У него ночное зрение? Надо попросить, чтоб и меня научил. — Это всего лишь сон.

— Да, — я зевнула. — Просто я уже забыла, какие они, сны… А почему вы не спите?

— Слежу за тобой.

— И вы что, каждую ночь вот так будете? — мне стало неловко.

— Пока не научишься себя контролировать. Если, конечно, ты не разрешишь мне посещать твои сны. Тогда я тоже смогу…

— Нет! — перебила я в ужасе. Мне сегодняшнего ритуала хватило.

— Нет так нет. Я не собираюсь этого делать без твоего согласия. Спи, завтра весь день будем ехать через горы.

Дважды говорить не понадобилось. Я упала на подушки и провалилась в небытие до самого утра.

ра.

8

Вопреки моей

абсолютной уверенности, что раньше обеда бьорнландцы в себя не придут, когда мы спустились, чтобы позавтракать, они уже были в полном сборе.

— Утречко, милостивый господин! И вам, госпожа! — приветствовал один из них, когда мы присоединились. — По пиву, или чего покрепче хотите для бодрости?

— Пожалуй, закажу их особую настойку, — ответил Сокол, сдерживая зевоту. — С кофе будет то, что надо, чтоб проснуться.

Сидящие напротив бьорнландцы обменялись насмешливыми взглядами. Один мне подмигнул. Это о чем они подумали? Я нахмурилась. Позволят себе хоть одну сальную шутку — испепелю. Колдунья сегодня не в настроении.

Девушка с декольте, почти не скрывавшим ее внушительных достоинств, принесла нам по чашке густой ароматной похлебки, кофе для Сокола и стакан подогретого молока, который поставила передо мной. Да он что, издевается? Я открыла было рот, чтобы высказать, наконец, все, что думаю по поводу такого обращения, но при всех постеснялась. Не хватало еще, чтоб и бьорнландцы начали надо мной потешаться.

После завтрака Густав напомнил об обещании Сокола помочь в исцелении недуга. Мы поднялись в одну из комнат. Оказалось, беспокоил островитянина вовсе не зуд. Да и вообще, в лечении нуждался кое-кто другой.

— Тебя успели научить основам первой помощи? — я кивнула. О том, что наносить раны мне всегда удавалось лучше, чем исцелять их, решила умолчать. — Пойдешь со мной, будешь помогать. Заодно проверим, насколько хорошо ты усвоила эту дисциплину.

Эх, кто бы ты ни был, неизвестный больной, надеюсь, после моего врачевания ты выживешь. Вслед за Соколом я вошла в комнату. Лежавший на кровати мужчина при нашем появлении сел, опустив на пол босые ноги.

Нет, не мужчина. Мальчишка. Едва ли намного меня старше. У него были темные, неровно остриженные волосы и черные, как ночь, глаза. Ресницы длинные, густые — любая девчонка позавидует. Выглядел он изможденным. Щеки ввалились, резко очертив широкие скулы. Несмотря на смуглую кожу было видно нездоровую бледность. Рубаха висела на острых плечах.

Но самое странное, что я не видела его ауру, как ни присматривалась. Такое чувство, будто передо мной не человек, а неодушевленный предмет. Хотя даже на вещах есть некий отпечаток, след их хозяев, энергия материи, из которой они сделаны. А тут… ничего. Пустое место.

Первый раз такое вижу.

— Вот, господин маг, племянничек мой, — сказал Густав, показывая на парнишку. Тот подобрался и покосился на Сокола злобно и подозрительно. — Животом мается. Что ни сожрет — блюет да дрищет, простите, барышня. Еле ноги волочит. Может, подсобите на ноги поставить, а? Боюсь, как бы не загнулся в пути. А ждать мы не можем.

Племянник? Я перевела взгляд со смуглого, худенького парня на коренастого блондина Густава. Если они и родственники, то внешне это ни капельки не заметно. Сокол приблизился к больному. Тот зыркнул на него с такой ненавистью, что я испугалась, как бы он моего наставника не укусил. Он безумен, что ли?