Улица 17
Шрифт:
– А вы знаете, с кем я ее дула? – произнесла восторженно женщина и закрыла глаза. На ее лице виднелись отчетливые следы от неправильно проведенных пластических операций, в том числе шрам, оказавшийся почему-то не за ухом, а у висков. Он долго смотрел на эту отметину, а потом приказал себе отвести глаза. В конце концов, у отца Педро на руке тоже была огромная родинка, но он как-то привык к его особенностям.
– Нет, – вежливо ответил он и предложил ей руку. – Присядем?
– Да, пожалуй, – соблаговолила она и опустилась на один из незанятых маленьких мягких белых когда-то диванчиков, ныне усилиями тысяч задниц
«Как и души этих людей», – как-то философски произнес отец Педро, пытаясь отдраить неудержимый черный налет чистящим средством во время благотворительного посещения.
«Что, на души тоже садятся задницы?» – произнес он и задумался, полоснув по пальцу ножом, которым отдирал жвачки со стульев. Закапала красная, но не такая, как надо было бы, кровь – больше похоже на свекольный сок.
«Хорошо тем, на чьи души льется чистая кровь», – проговорил отец Педро, посмотрев на хлипкий ручеек почти розовой жидкости.
Наверное, на душу той, которую он любил, пролилась его кровь, а возможно, и нет – на нее села задница, и налет уже ничем не отмоешь. Однажды она посмотрела на него и сказала, что он слишком унылый. Он промолчал. Потом она добавила, что у него мало денег. Он еще раз промолчал. Потом она, тщательно готовя улыбку и сюрприз, следующий за ней, сказала, что они разные люди. Он молча пожал плечами и ушел. А через неделю понял, что не хочет стричь волосы и бриться. Он смотрел на себя в зеркало и не верил тому, как его ангельское лицо, похожее на фоторобот какого-нибудь наглого гангстера эпохи «сухого закона», никому не нравится. Этого просто не могло быть! Тогда он разбил зеркало и пошел в церковь, потому что ему отчаянно хотелось просто где-то побыть, а она была рядом. Почему в церковь, а не в кабак, спросите вы? Все бары находились через дорогу, а здание с колоколами рядом, и местами нервировало.
– И с кем же вы дули, как вы выразились? – сказал он, постаравшись, чтобы его голос звучал заинтересованно и почтительно.
– Эй, не устраивай тут спектакль, ты не кабальеро, – ощерилась неожиданно женщина и толкнула его в плечо. – Тебе же прям сейчас спать хочется.
– Ошибаетесь, сеньора, я как раз-таки кабальеро, – он усмехнулся и впервые со времени этого долгого и скучного дня ему стало весело. – Я даже идальго, вообще из Кастилии. Родриго меня зовут, красивое имя, правда, и такое средневековое? Родриго Пабло Бельтран де ла Сантиссима Тринидад, практически как Боливара, Сантос Уэрта. Прошу не любить и не жаловать, дамочка.
Тут женщина открыла рот, показав неожиданно вполне приличные фарфоровые зубы, а потом закрыла его снова.
– Ну, до того, с кем я дула, тебе, Святая Троица, очень сильно далеко. Хотя он был тоже Пабло…
Если до этого времени Родриго слушал вполуха, то сейчас он подумал, что, пожалуй, не зря судьба забросила его в это место с отцом Педро. А он-то считал это рутинной работой!
– Вииижу, ты напрягся, не впервой видеть колумбийку, правда?
– Признаться, я никогда не видел колумбийцев еще, – сказал Родриго, поглаживая подбородок с эспаньолкой. Бородка как бы подчеркивала его характер крестоносца и завоевателя на этой земле, которую он намеревался рано или поздно покорить – ну, хотя бы заработав кучу денег в маркетинговом агентстве.
– А я и не оттуда, хехе! – промолвила она. – Вообще
Люди стали оборачиваться на нее, но старая леди, если ее можно было так назвать, была непреклонной. Она удивительно хорошо выглядела для своего возраста – когда он вошел, она резко, по-девически, поднялась и устремилась к падре, постаравшись растолкать окружавшую его толпу. Она была вообще довольно энергична, эта женщина. Только при близком расстоянии можно было заметить, что ей вообще не пятьдесят или около того, как казалось вначале, а гораздо больше.
– Вы знали самого Эскобара? – промолвил Родриго вежливо, но не заинтересованно. В конце концов, все это могло быть правдой, а могло и быть ложью – дома его ждал Гегель и игра Sims Medieval, которые он как-то сочетал в одной реальности. Прочтет пару абзацев про идеальное, потом поиграет в средневекового короля, которому надо почему-то самому готовить себе похлебку. Все как в чертовой жизни бедного кастильского потомка дворян, который должен смотреть на то, как в жизни преуспевают все, кроме него. А наркотиками он никогда не интересовался.
– А как же, не то чтобы знала, – хихикнула женщина, и тут на время показала свою юную, спрятанную от всех сторону, которая позволяла ей быстро бегать и живо оборачиваться. – Я была одной из его ninas, его маленькой лолитой в платье до колен, которую он соблазнил дорогими леденцами с чем-то вкусным и улетным… Ах, как мне нравился папочка! Он говорил, что я похожа на его жену в молодости, он вообще любил таких, которые были как она, но я могла бы выиграть конкурс двойников!
Казалось, воспоминания увлекли ее, и глаза ее горели каким-то нездешним светом, ласковым и одновременно хитрым. Родриго попытался представить себя с такого рода молодой девочкой, которую он подзывает конфеткой, расспрашивает ее про успехи в школе и называет своей «принцессой» – ведь так их звал Пабло, этих нимфеток, которым позднее дарил огромные состояния за хорошее поведение? Но воображение упорно оставило его. Он не любил детей, особенно тех, что выли за стенкой его съемной квартиры, и вряд ли был способен испытывать нежные чувства к каким-либо еще.
– Вы мне не верите? – неожиданно произнесла она и погрозила ему пальцем, который тоже удивительно хорошо и молодо выглядел, напоминая отточенный карандаш. Кожа сеньоры была белая и нежная, как у младенца голубых кровей, что вряд ли соответствовало внешности жены Эскобара, вышедшей из каких-нибудь трущоб.
– Нет, почему же… Я задумался, – честно признался он. – А вообще, зачем вы все это рассказываете мне?
Она неожиданно захлопала глазами и расхохоталась. Казалось, такая простая мысль миновала ее сознание.
– Я вижу в тебе большое будущее, – сказала она. – Мы еще о тебе услышим.
Родриго тоже не удержался от нервного смешка, он устал и хотел домой – заниматься чем угодно, только перестать ходить с отцом Педро по этим странным людям. Он был готов терпеть одиночество и любовную тоску, лишь бы не вести эти абсурдные разговоры на неинтересные ему темы. Неожиданно ему настолько все надоело, что захотелось встать и уйти, не спросив сеньору об ее имени и о том, почему она, собственно, здесь, а не в своем особняке, унаследованном от мафии.