Улица 17
Шрифт:
Родриго скучающими глазами посмотрел на вертушку, но пробовать своей удачи не стал, вокруг нее и так было слишком много татуированных мужиков с подозрительными физиономиями, а он казался слишком чистым даже для того, чтобы пожать им руку.
Мужчина через минуту вышел, волоча здоровенную гитару с двумя грифами, весь мокрый и отряхивающийся.
– Уфф, мне полегчало.
– И часто вы так? – сказал Родриго безучастно, думая о том, что он мог бы спокойно поставить и просадить очередные деньги, а потом целый день голодать
– Развод – самое неблагодарное дело. Подержи-ка, – сказал мужчина, отдавая Родриго гитару.
– Как можно играть сразу на двух? – удивленно спросил он. – Мне и на одной не удается.
– Ты такой не один, – хихикнул мужчина. – Но я родился таким, каков есть. Уже… ик!.. в детстве умел подбирать ноты под разные песни с радио, а в двадцать один стал номером первым среди концертирующих гитаристов. У меня была своя группа. Но я связался с женщиной, ах, черт, какой же красивой и молодой, почти школьницей…
Родриго вспомнил гладкое, как у младенца, лицо пожилой женщины, которая рассказывала ему про жизнь с Эскобаром и помотал головой: да что это, все соприкасается в жизни. И он тоже был связан с девушкой гораздо младше него, которая каким-то образом его бросила, хотя он не побоялся приехать и остаться в Мехико. А сейчас он никто, зачем-то желающий сочинять рекламные креативы людям, которые и так прекрасно знают, что им купить. Молодость, красоту и счастье.
– Мне посидеть здесь, с вами? – пробормотал он и послушал, как тот настраивает инструмент на слух, особо касаясь каждой струны умелыми пальцами с плохими ногтями.
– Да, – наконец сказал мужчина, – Останься.
Он задумчиво потер щетину и потом резко махнул по струнам приемом баррэ.
– А ну, суки, смолкли все тут! – заорал он, и игравшие татуированные мужчины действительно обратили на него внимание, причем ни один из них не ругнулся.
– Вы не расшалитесь только, – сказал один из входящих, юнец с пробивающимися усиками, – а то вас опять повяжут и в вытрезвитель.
– Нет, сволочи, я играть буду! – сказал мужчина и потребовал: – Дай мне стул.
Родриго быстро метнулся к стойке и схватил большой и неудобный барный, но мужчина, казалось, не замечал его.
– Что играть-то будем, опять стариковское? – спросил юнец и поморщился. Сзади за ним шла его компания. Казалось, все они знали гитариста.
– Скажите, – полюбопытствовал Родриго, – вы знаете синьора Морено? Я в его школе учусь.
– Морено? Этот старый негодник? Он ничего не понимает в преподавании, – сморщился мужчина, затягивая момент появления песни, и, казалось, все вокруг его поддерживали.
– Почему не понимает? – спросил Родриго, помогая ему не упасть со стула. Мужчины по-прежнему тихо играли между собой, немногочисленные посетители напивались, а Родриго очень хотелось уйти отсюда на воздух,
– Он думает, что преподавать ноты достаточно – а потом, вместо того, чтобы показать, сам играет, – пояснил мужчина. В воздухе стало пахнуть настырным сигарным запахом, который не нравился Родриго. – Никогда не покажет путь руки, а я… а я.. прямо сейчас научу тебя играть Smoke On the Water. Смотри сюда…
– Ааа, батянский рок, – разочарованно протянул юнец. – Вот потому ты и не выступаешь.
Он уже расселся со своими тремя друзьями на столик, а один даже успел сбегать за каким-то дешевым джином.
– На-надо начинать с азов, – пробормотал мужчина. Его лицо побагровело. – Дай мне сюда свою руку.
Родриго протянул ее к мужчине, который своей большой потной рукой начал расставлять его пальцы и зажимать ими определенные струны гитары.
– Вот… А теперь ударь по ним, – сказал мужчина.
Родриго послушался, но из-за недостаточной степени прилегания пальцев левой руки звук вышел смазанным и некрасивым. Мужчина поморщился и произнес:
– Очень плохо, но время у нас. Правда, у нас есть время?
– Это ты мне? – спросил юнец и присвистнул. – Не особо много, скоро мама хватится.
– А ты скажи ей, что здесь твоя истинная семья, сынок, – примирительно сказал мужчина. Он тяжело дышал.
– Пробовал, но она сказала, что тут слишком много криминала, – вздохнул юнец и опустил свое прыщавое лицо.
Родриго еще раз ударил по струнам, вышло лучше, но звук был слишком сильным, а присутствие мужчины, от которого пахло мятой кожей и перегаром, его не вдохновляло.
– Самое главное… Знай, какие аккорды… берутся… там, где ты хооочешь, – и изо рта у него неожиданно пошли пузыри. Мужчина постарался судорожными движениями отправить их обратно, но вместо этого покачнулся на барном стуле, мотнул головой и завалился на подбежавшего Родриго. Его великолепная гитара, ударившись о пол, издала одновременно и глухой, и высокий жалующийся звук.
Родриго знал, что это такое – агония брала его, как легкодоступную жертву. Юнец с раскрытыми глазами набирал номер помощи на своем телефоне, а бармен вышел из-за прилавка с водой. Мужчина хрипел и вращал глазами. От него ужасно пахло, но, казалось, он уже перестает что-либо осознавать. Гитара валялась в ногах у всех, кто подходил к нему и пытался переложить его с руки упирающегося Родриго на их собственные и унести отсюда. Но Родриго упорно качал головой, в последний момент вспомнив молитву на отделение души от тела, и повторяя ее как заведенный, чередуя с хрипением и остановками глаз. Через несколько минут, еще скорая не успела приехать, мужчина забил ногами, как бы прогоняя кого-то, и его рука с чем-то зажатым в кулак выпала из кармана и больше не распрямилась.