Улыбка гения
Шрифт:
Глава четвертая
После отъезда мужа Феозва не захотела оставаться одна на даче, хотя Дмитрий заплатил вперед за все летние месяцы, и перебралась обратно на квартиру в Петербург. Вот только сразу после возвращения маленькая Машенька опять начала хныкать, а иногда и плакать без остановки, выводя из себя Феозву, не знавшую как ее можно упокоить.
— Ну что ты, доченька, не спишь никак? — выговаривала с раздражением она ей. — Я тебя и так и эдак уговариваю, а ты все плачешь и плачешь. Покормила,
Поняв, что самой ей не справиться, она позвала сидевшую на кухне без дела няньку и велела:
— Варвара, свари ей свежей кашки и молочком теплым заправь.
Та без лишней спешки отправилась на кухню и вскоре вернулась с тарелкой каши. Феозва попробовала сама, но тут же оттолкнула тарелку и с негодованием воскликнула:
— Ты что мне подсунула? Это же старая каша! Я тебе что велела? Неужели не видишь, она отказывается ее есть.
— Не в каше дело, — возразила нянька, — не станет она есть хоть старую, хоть свежую, точно знаю.
— Ты кто такая, чтоб мне советы давать? — вспылила Феозва. — Выгоню вон взашей!
— Выгоняйте, ваше дело. Другую все одно вам без Дмитрия Ивановича не сыскать, одна совсем останетесь. Что тогда делать станете? А я вам дело говорю, не станет она эту кашу есть, я бы тоже не стала.
— Так приготовь такую, чтоб вкусно было.
— Вы же, барыня, уже сколь разочков пробовали ее кашей кормить, а толку никакого. Давайте, я ей по-нашему, по-деревенски, жмых в тряпочку заверну, может, и успокоится.
— Да что ей твой жмых, какая от него польза? Но делай, может, и поможет. Пока Дмитрий Иванович дома был, она почему-то совсем не плакала, а сейчас вон прямо без остановки.
— Он же вам сколь разочков говорил, молока своего у вас мало, надо было давно кормилицу нанять, та бы выкормила. А так, сколько ее ни качай, ни тряси, все одно ревет, потому как голодная.
— Я ее только что кормила, — упрямо отвечает Феозва, — не хочу, чтоб чужая тетка мою дочь свою немытую грудь ей в ротик совала. Она от этого еще и заболеть чем нехорошим может. Вон в деревнях-то ваших сколько деток мрет, не успевают хоронить. Ты хочешь, чтоб и моя дочь какую-нибудь заразу подцепила? Нет, сама справлюсь. Ну, где твой жмых, неси, что ли…
Варвара принесла из кухни свернутый из чистой тряпицы небольшой сверточек размером с мизинец и дала ребенку. Та тут же начала его сосать, громко причмокивая, но вскоре выплюнула и вновь заплакала.
— Не желает она твоей крестьянской пищи, непривычна потому как, — недовольно заявила Феозва. — Нас у матери четверо было, и всех сама выкормила… Может, и приглашала кого, но мне о том неизвестно. Я вот поговорку слышала: кому родить, тому и кормить. Так нет? Неужто я с одной не справлюсь?
— Вам тоже, барыня, есть поболе надо, а то утром чаек попьете и до обеда ничего в рот брать не изволите. Где ж такое
— Хорошо, хорошо, сходи в лавку, сейчас денег тебе дам. Купи фруктов сушеных, пряничков… Еще чего…
— Так фрухты сушеные есть вроде, да и пряники тоже…
— Старые уже, купи новых.
Варвара, взяв деньги на покупку, отправилась в соседнюю лавку и возле нее встретила свою старую подружку, которая тоже когда-то жила в той же деревне. Они заговорились, потом зашли в чайную, оттуда поехали в гости к подруге, и обратно на квартиру Менделеевых Варвара уже не вернулась.
Феозва долго ждала ее, выглядывая в окно, но так и не дождалась. Написала ей гневную записку, отдала дворнику, чтоб передал той. Сама же собралась и на извозчике поехала на другой конец города к своим родственникам Протопоповым. По дороге неожиданно начался сильный дождь, и она, не захватив зонт, сильно вымокла. Как она ни укрывала дочь, но и та изрядно промокла. У Протопоповых ее встретила тетушка Мария Федоровна, недавно схоронившая мужа, повела в комнату, дала сухую одежду, перепеленала малютку.
— Что ж ты, Физа, сменных пеленочек не взяла? — выговаривала та племяннице. — У нас детского ничего нет, придется в платочек завернуть. Бедный ребеночек, так и дрожит, замерзла, видимо, сильно. Угораздило вас под дождь попасть. Сейчас я ей отвар с малиной сделаю, и ты с ней попьешь, чтоб не заболеть.
Феозва, оказавшись в теплой комнате, быстро согрелась, уснула. Тетка унесла девочку в другую комнату, отдала пожилой горничной, чтоб та плачем не разбудила спавшую мать.
Утром тетка сообщила, что она приглашает племянницу вместе с дочкой к ним на дачу, где их поджидают другие родственники, живущие там с начала лета. Феозва с радостью согласилась, не желая оставаться одна.
— А где нянька твоя? Она почему тебе не помогла? — спросила ее тетка.
— Это Варвара-то? Да отправила ее вчера за продуктами, а та и пропала. Ни ее, ни денег, ни продуктов.
— И где вы такую только сыскали? Сказала бы мне, я бы нашла тебе добрую девку с рекомендациями, а то приняли непонятно кого…
— Дима где-то нашел ее. Я этими делами сроду не занималась. Фи, прислугу искать! — сквасила она губки. — На то и мужчина в доме, чтоб за конюхами да горничными приглядывать. Он их принимает, он с ними и расчет ведет и все продукты в дом велит закупать.
— Твой Дима вроде из приличной семьи, мне приходилось знать его матушку и батюшку, достойные люди, все к ним с уважением относились. Правда, давний грешок Ивана Павловича всем был известен, да что теперь об этом говорить, когда он в могиле давно. И где только твой муженек такую няньку нашел? Я на той неделе к вам заходила, глянула на нее: рыжая, рябая, глаза выпученные, подать ничего толком не умеет. У меня бы такая и дня не продержалась. Вон, Федотовна, который год у нас живет, только бровью поведешь, а она уже знает, чего и когда подать…