Улыбка гения
Шрифт:
— Не знаю…
— А должны бы знать. Я вам еще в самый первый раз говорил, что вы у меня третий, кого для своей работы нанимаю и деньги плачу. Пусть малые, но ваш труд большего не стоит. А первых двух выставил с треском. Первый изрядно винцо попивал и приходил с таким запахом, от него исходящим, что впору окна настежь открывать. Второй вроде как непьющий…
— Я тоже как непьющий, — успел вставить тот, уже усевшись на свое рабочее место и взяв в руки блокнот с карандашом. Но Менделеев продолжал, словно не слышал:
— Это ладно, что непьющий, я тоже с юности к вину не приучен, в молодости за границей мы с друзьями позволяли
А вы, дорогой мой Володечка, тех недостатков вроде как лишены, но ваши опоздания выводят меня из себя. Я же бросаю другую работу, готовлюсь, материал подбираю, а когда вы опаздываете, то начинаю нервничать, переживать, мысли путаются — и вот результат… Теперь уже я не знаю, с чего начать. Для меня опоздание — это не просто срыв графика, это катастрофа! Как столкновение двух поездов. Я вынужден сдерживаться, чтоб не накричать на вас, не оскорбить, а это для меня нелегко. Давайте условимся так: еще раз опоздаете — и я не пожелаю иметь с вами дальше дела. Вы согласны?
— Согласен, — покорно кивнул молодой человек, пытаясь спрятать ногу в заштопанном носке под стул. Но Менделееву не было дела до его дырявых носков, и он тут же начал диктовку своей рукописи. А Володя, в очередной раз шмыгнув носом, пошарил в карманах, не найдя носового платка, и принялся торопливо записывать непонятный ему текст:
«Если пропустить водяной пар чрез накаленную трубку, внутри которой температура достигает 1000°, то при этом часть воды разложится на свои составные части, получится гремучий газ, но, проходя в более холодные части прибора, этот гремучий газ вновь дает воду; полученные водород и кислород соединяются между собою при более низкой температуре…»
Диктовка шла не первый месяц. Перед приходом стенографа Менделеев бегло набрасывал текст будущей рукописи, а получив ее в переписанном виде, садился за правку, тщательно выверяя каждое слово, предложение, заменяя иногда целые абзацы, делая на полях многочисленные пометки. Когда работа над второй частью стала подходить к концу и осталось подвести основные итоги его многолетних трудов, он отправился к издателю, который до того выпустил первую часть его книги. Тот был выходцем из обрусевших прибалтийских немцев, причем, даже основательно обрусев в бытовом плане, умудрился каким-то образом сохранить некоторые черты характера и особенности в манере общения, присущие исключительно этой нации. В частности, педантичность в отношении с авторами и полное пренебрежение к их затруднениям, возникающим в ходе работы над рукописями. Так, стоило тому сдать рукопись хоть на день позже означенного в договоре срока, и он неумолимо ополовинивал оговоренную сумму гонорара, ничуть невзирая на мольбы и стоны несчастного сочинителя.
И верно, как и ожидал Менделеев, вспоминая предыдущий кабальный договор, издатель указал и в этот раз немыслимо малый срок: до Пасхи. И ни днем позже. Спорить с ним было бесполезно и даже опасно. Мог и вовсе отказать, хлопнув дверью и сделав вид, будто бы впервые видит человека. Одно слово, типичный
— Уважаемый Дмитрий Иванович, — заявил тот ему с порога, — как я вас хорошо понимаю, вы человек занятой, к тому же можете заболеть или уехать куда по службе, но поймите и вы меня. Типографские станки, а вместе с ними и рабочие не могут и часа простаивать. Иначе я несу огромные убытки.
— Фридрих Карлович, но человек не машина и с ним может всякая оплошность случиться. Вы правильно заметили, могу заболеть или быть вызван куда-то. Ведь вам не трудно иметь на этот случай запасной вариант?
— Как вы себе это представляете, господин Менделеев? Это не торговая лавка, где один товар можно предложить сразу нескольким человекам. До этого необходимо провести корректуру, а ваша работа требует привлечь специалистов, которые тоже не всегда свободны. Граверы вам и на этот раз будут нужны?
— Хотелось бы… Без рисунков выпускать мою монографию смысла не имеет, потому весьма на вас надеюсь…
— Вот видите, значит, граверов нужно нанимать заранее, а у них своя очередь, большинство заняты другими заказами. И я тоже, знаете ли, могут захворать или того хуже, как это у вас русских говорят? Пить горькое вино?
— Пить горькую, — подсказал Менделеев, терпеливо дожидаясь, когда тот закончит перечислять свои придуманные им на ходу трудности издательского дела.
— Да, примерно так, — согласился тот, — но я не о том. Все мы люди и зависим друг от друга. Плохо, когда мой доход страдает от других людей. Я этого не желаю думать. А потому заключаю договор, где все на русском языке, прошу заметить, все написано: сдать рукопись такого-то числа. Зная это, я иду к корректору, зову гравера, они не начинают других работ и ждут меня, а я вас. Я понятно говорю?
— Говорите вы понятно, но другие издатели обычно не так жестко ограничивают авторов рукописи в ее сдаче. Они входят в их положение…
— Я не понимаю, что значит «входить в положение». Так я слышал говорят о женщинах, ждущих ребенка: «быть в положении». Я не желаю оказаться в положении, как беременная женщина, и ждать девять месяцев…
— Да почему же девять? Неделю-другую…
— Где неделя, там и месяц, а потом год. Я знаю, что такое русское «завтра» или «скоро»… Это непорядок. Благодарю, но я не хочу быть, как вы предлагаете, в положении, тем более, как вы заметили, я не женщина и вряд ли ею когда-то стану.
— Я могу поискать другого, более сговорчивого, издателя, — попробовал задеть самолюбие издателя Менделеев, но и это не помогло.
— Можете, конечно, можете, но вряд ли кого найдете. Мне известны все их имена и даже адреса. Вот они. — И он подвинул отпечатанный в типографии лист с адресами издательств. — А если пожелаете, то и дорогу покажу.
— Вы меня очень обяжете, — ответил Менделеев, вставая, — я сам найду дорогу.
— Только смотрите, когда вы вернетесь обратно к Фридриху Карловичу, то он может быть занят другими авторами. Здесь, в Петербурге, столько людей желают что-нибудь издать, не собрать по всей Европе. Все словно сговорились, кто несет роман, кто стихи, а еще и ноты! У меня очередь на несколько лет вперед, господин Менделеев. С вами я готов сотрудничать исключительно потому, что ваше первое издание почти распродано. Даже не предполагал, что в России так интересуются химией. Совсем недавно дамы приобретали сонники, французские романы, а теперь вдруг вашу химию. Мир сходит с ума, и я вместе с ним…