Улыбка гения
Шрифт:
— Какую музыку? — переспросил Менделеев. — И кто играет? Почему не знаю?
— Неужто не знаете? — удивилась Фрося. — Вот ведь хозяин, не знает, кто у него в доме живет, — фыркнула девушка. — Аннушкой ее зовут. Как меня барыня на службу приняла, так сразу и о ней узнала, а вы вот, барин, у себя дома, словно в гостях, живете. Ну и дела… — с явной издевкой отвечала она и в довершение картинно всплеснула руками и стала собирать со стола посуду.
Дмитрий Иванович с грохотом отодвинул стул, выразив тем самым свое неудовольствие происходящим, и отправился
Там он застал сидящих и креслах сестру и ее дочь Надежду, а на фортепиано играла незнакомая ему девушка с голстой русой косой, перекинутой на спину. Услышав шаги, все повернули и головы в его сторону, а девушка слегка привстала и поклонилась вошедшему в комнату хозяину.
— Что ж вы не играете? спросил он. — Я бы с удовольствием послушал, продолжайте, прошу нас. — И с этими словами он сел на диван, стоящий напротив фортепиано. Таким образом, исполнительница оказалась к нему спиной, что ее явно смущало. Возникла неловкая пауза, и Дмитрий Иванович, надеясь разрядить обстановку, спросил:
— Катюша, ты хоть скажи мне, что это за прекрасная музыкантша у нас появилась?
Всех опередила его племянница Надежда, торопливо сообщившая:
— Как же так, дядюшка, мы у тебя позволения спрашивали: согласны ли вы, если вместе с нами будет проживать моя подруга по академии — Аня Попова? И вы, помнится, дали согласие.
Екатерина Ивановна тут же добавила:
— Он наверняка забыл об этом за всеми своими делами. Тем более и вы с Анютой дома редко бываете. Ты, Дима, не думай, будто мы из этого какой-то секрет делаем. Аня и деньги за общий стол вносит…
— Ой, — отмахнулся Дмитрий Иванович, — разве я против? Хорошо, коль вам это не в тягость. Нашли о чем речь вести, о столовых деньгах. Ладно. Пусть она лучше сыграет что- нибудь, а то я, похоже, прервал ее игру. Из Бетховена знаете что по памяти? — обратился он к девушке, повернувшейся к нему от инструмента.
— На память не ручаюсь, — ответила она, но тут у меня ноты имеются. — И она стала перебирать лежащие на пианино ноты. — Вот. Нашла. «Аппассионата» подойдет?
— Конечно, — кивнул Менделеев и откинулся на спинку дивана, изготовясь слушать.
Первые звуки показались ему неуверенными, робкими, будто пианистка лишь нащупывала главную тему, пробуя то одну, то другую клавишу, угадывая тему. Но с каждым тактом темп игры рос, нарастал, захватывал слушателей, словно бушующий океан, грозивший одинокому, утлому суденышку, плывущему навстречу несущейся на него бури.
Дмитрий Иванович даже ощутил себя стоящим на краю отвесной скалы, где у его ног бушует всесильная стихия. Постепенно музыка становилась все мощнее, то, затихая, то усиливаясь, словно перед ней возникало невидимое препятствие, которое стихия не могла преодолеть. А потом прозвучали бравурные аккорды, призывающие слушателей собраться с силами, сбросить сковывающее их оцепенение, развернуть плечи и не поддаваться одолевавшему их страху.
Дмитрий Иванович бросил взгляд на сестру и ее дочь, сидевших
Потом он перевел взгляд на исполнительницу, чья фигурка с перетянутой темным пояском тонкой талией как бы парила над клавишами, а ее тонкие, отливающие белизной пальцы порхали, словно крылышки бабочки над цветком, то справа, то слева от погруженной в игру хозяйки. И само ее тело то выгибалось дугой, то стремительно распрямлялось, застывало на какой-то миг и вновь приходило в движение. Неподвижной оставалась лишь ее коса, плавно стекающая меж выступающих из-под тонкой кофточки лопаток.
Неожиданно для себя он друг почувствовал, как глаза его увлажнились, он несколько раз хлюпнул носом, сунул руку в карман в поисках платка, торопливо достал его, приложил к лицу и, не в силах больше сдерживаться, выскочил вон.
После его ухода Анна прекратила игру и вопросительно глянула на Екатерину Ивановну.
— Не обращай внимания, — отвечала та, силясь изобразить улыбку, хотя и сама была готова прослезиться под впечатлением от будто бы окутавшей ее всю мелодии, — такой он у нас уродился. Чересчур впечатлительный. Привыкнешь…
Аня в свою очередь подумала, что ей незачем привыкать к этому вечно занятому чем-то человеку, когда вокруг столько интересных молодых людей, не обремененных подобными заботами и, главное, холостых.
И еще она отметила, опасаясь заявить об этом вслух, что мужчина в сорок лет не должен при всех проявлять свои чувства, а быть сдержанным, хотя бы как ее отец. Она и предположить не могла, что через какое-то время изменит свое мнение об этом человеке и будет даже сочувствовать ему и переживать вместе с ним, но это случится еще нескоро.
Но не подозревавший о том Дмитрий Иванович, вбежав к себе в кабинет, обругал себя последними словами, что не мог сдержаться в проявлении чувств во время игры юной пианистки. Он пытался разобраться, что больше повлияло на него: музыка боготворимого им композитора или своеобразная манера исполнительницы, когда не только ее руки и пальцы участвовали в игре, но в том числе и ее гибкое тело — трепетное, зовущее и говорящее ничуть не меньше, чем музыкальные звуки, издаваемые инструментом, повлияли на него.
При всем том он испугался собственных чувств, которые, как ему казалось, с годами угасли и давно остыли. Он считал, что весь его организм жил по воле хозяина, лишившего его различных грез и мечтаний. И вдруг! Откуда они могли возникнуть в самый неожиданный момент, к которому он оказался совершенно не готов. Это было для него загадкой, и он давно решил запретить себе любое проявление чего-то подобного.
Около недели он избегал заглядывать в гостиную, откуда вечерами слышались веселые голоса молодых постояльцев. Грузил себя работой, надолго задерживался в университете, возвращаясь, когда все уже готовились ко сну.