Умершее воспоминание

совесть Логана.

Вопреки всем надеждам, самые страшные ожидания Карлоса стали реальностью. Алекса всё-таки узнала о его ужасном поступке, это случилось часа через три после начала торжества. О, я своими глазами видел эту сцену – сцену разоблачения азартного испанца, в душе которого беспрестанно горел ледяной огонь алчности, – её видели я и ещё несколько гостей. Алекса была рассержена до предела. Она просто выходила из себя, когда дело касалось нездоровой любви Карлоса к казино. Она делала всё, что было в её силах, чтобы отучить мужа

от этой страшной зависимости, Алекса в действительности не жалела себя. Сколько я помню, ссор, криков, слёз… Но Карлос оставался непреклонен и твёрд, он упирался как баран, ни за что не желая признать, что болен. Это действительно можно назвать болезнью, ведь зависимость – это не просто звук, не просто слово. Это страшная, мучительная, медленно испепеляющая изнутри болезнь. Но Карлос этого не признавал.

Зато я понимал его, понимал, как это не просто – признать свою болезнь. То же самое творится и с Джеймсом: он пьёт, пьёт, пьёт, утверждая, что таким образом он сбегает от проблем, расслабляется, утешает жгучую боль. И могу поспорить на тысячу бутылок бренди: он никогда и ни за что не признает, что имеет алкогольную зависимость.

Итак, нужно ли мне перечислять ругательства, высказанные Алексой своему мужу в порыве неугасаемой ярости? Карлос выслушал столько неприятных слов и упрёков, сколько я не выслушал в свой адрес за целую жизнь.

– Ты безнравственный и безответственный индюк, Карлос ПенаВега! – в отчаянии кричала она, и её голос заметно дрожал. Она называла мужа по фамилии только в очень редких случаях: когда была невероятно рассержена. – Тебя исправит только могила, я лишний раз убеждаюсь в этом! А я… Я просто в бессилии опускаю руки. Спасибо, мой дорогой муж, спасибо большое за испорченный вечер!

Она подобрала подол своего платья и, прижав ладонь к губам, убежала прочь. Несколько девушек сорвались со своих мест и поспешили успокоить подругу. Карлос стоял, виновато понурив голову; он даже не предпринимал попыток догнать свою любимую. Он знал, что сейчас это бесполезно. Ей нужно время. Им обоим оно нужно.

С жалостью подняв брови, я смотрел в ту сторону, куда убежала Алекса. За что Всевышний наградил её подарком по имени Карлос? Неужели она его заслужила?

– Логан, может, стоит поговорить с ней? – спросила Эвелин, которая тоже была очевидцем семейной ссоры.

– Нет, Эвелин. Я никогда не считал нужным влезать в чужие отношения. Карлос и Алекса проходили через это раньше, пройдут и теперь. Не беспокойся на этот счёт.

– Но мне так жаль её. Мне кажется, она плачет.

– Мне тоже так кажется, но с ней сейчас её подруги. Всё будет хорошо.

– Хотелось бы надеяться, – со вздохом отозвался Кендалл, стоявший рядом со мной. За эти три с лишним часа он успел прилично выпить: сейчас его уже качало из стороны в сторону. – Поэтому я и не горел сильным желанием ехать сюда; подобное часто случается, если мы отдыхаем в компании Карлоса и Алексы. Вот в-ведь безмозглый кретин, всем гостям настроение испортил… Теперь ни поесть, ни выпить нормально

нельзя…

– Не все гости видели эту сцену, – сказал я, оглядываясь вокруг. – Просто сделай вид, что ничего этого не было. Сейчас вернётся Алекса, а вместе с ней и непринуждённая обстановка.

Мы вернулись к столу. Карлос договаривался о чём-то с солистом группы, радовавшей гостей своей музыкой сегодня вечером. Затем ПенаВега принялся пристально разглядывать гостей, будто искал кого-то. Наконец он нашёл того, кого искал, и по его лицу скользнула тень улыбки.

– Они правда так часто ссорятся, как Кендалл говорит? – полюбопытствовала Эвелин.

– Вообще-то да, но они оба быстро отходят. Инициатором этих ссор неизменно остаётся Карлос.

Эвелин бросила взгляд на виновника торжества и сказала:

– По ним не скажешь. Они выглядят очень счастливыми рядом друг с другом.

– Уверен, они счастливы в браке, – вступил в разговор Кендалл, накладывая себе в тарелку греческий салат. – Но семейная жизнь нередко преподносит сюрпризы. Если не обращать внимания на такие вот недоразумения, то Карлос и Алекса – вполне счастливая и неконфликтная семья.

Ожидание напрягало больше всего; некоторые гости, кажется, даже не замечали отсутствия хозяев вечеринки.

– Эвелин, хочешь шампанского? – спросил Кендалл, решив, очевидно, поухаживать за моей спутницей.

– Хочу, – приняла ухаживание Эвелин, и Шмидт услужливо наполнил её фужер игристым вином. – Спасибо.

– Если что, скажи мне, я угощу ещё. А то, кажется, вокруг тебя нет никого, кто мог бы поухаживать за дамой.

Я терпеливо выдержал его укор и, смотря прямо перед собой, ответил:

– Я не думал, что она будет шампанское. Поэтому и не спрашивал.

– А, ну да. Чего сам-то не пьёшь? Давай я и тебе немного плесну…

Кендалл принялся наполнять шампанским и мой фужер, но я взял бутылку из его рук.

– Нет, не нужно, – отказался я и поставил бутылку на стол.

– Да брось. Я наблюдал за тобой весь вечер, ты ещё ни стакана не выпил!

– И не собираюсь. Я сегодня за рулём. А если ты сейчас напоишь меня, то до своего нынешнего жилища будешь добираться самостоятельно.

Шмидт бессильно пожал плечами и снова обратился к Эвелин:

– Если хочешь, могу налить тебе коньяк. Только попроси.

Девушка улыбнулась.

– Нет, спасибо. Ничего крепче шампанского.

Кендалл посмотрел на нас с Эвелин растерянным взглядом и, встав из-за стола, взял с собой бутылку коньяка.

– Похоже, это заразно. Лучше я пойду, пока сам не отказался от выпивки.

Наконец кончилось томительное ожидание, и Алекса вернулась к столу. Не было похоже, что она плакала, но я точно знал: она плакала. Несмотря на недавнюю ссору, она улыбалась и была приветлива как никогда. Возникало ощущение, что злость Алексы всего лишь привиделась мне, ведь сейчас от неё не осталось и следа.

– Видишь, всё уже в порядке, – сказал я Эвелин со слабой улыбкой. – Алекса не выглядит расстроенной.