Умершее воспоминание

совесть Логана.

— Да вы не слышите, я ведь сказал, что Скарлетт мне никто. — Кендалл обернулся, чтобы посмотреть, не слышит ли его предмет нашего разговора. — Я нанял её неделю назад, она просто официантка.

— Официантка? — переспросил Карлос.

— Ну, да. Я подумал, что кто-то должен кружить между столиками… К тому же один я с трудом справляюсь с наплывом посетителей. Она будет мне помогать.

— Но эта «просто официантка» поцеловала тебя в щёку, — напомнил я.

— Это вместо денег.

Мы с парнями не поняли ровно ничего, поэтому с недоумением переглянулись. Шмидт засмеялся и, опустив голову, начал объяснять:

— Мы часто спорим с ней, бывает даже о разных пустяках.

Спорим на деньги, разумеется. Последний спор она проиграла и задолжала мне двести долларов. Но денег сейчас у неё нет, поэтому Скарлетт предложила один поцелуй за пятьдесят центов.

— Маловато будет, — заметил Джеймс.

— Поцелуй в щёку — в самый раз!

— А в губы?

— До этого ещё не дошло, — усмехнулся владелец «Погони», — да и не думаю, что дойдёт. По-моему, у Скарлетт есть парень…

— Для этого она слишком явно кокетничает с тобой, — сказал я, глядя на «просто официантку», подошедшую к одному из столиков. — А кто защищает её от нахальных посетителей?

— Таких нам пока не попадалось. Но я думаю, Скарлетт не маленькая и, если что, справится сама.

— А что, кстати, с Мэрилин? — спросил Джеймс, оглядевшись и приподняв одну бровь.

— А что с ней? — мрачно переспросил немец и взял с полки чистый бокал.

— Вы с ней… вроде как встречались?

— Мы и сейчас встречаемся. Каждый день. На работе.

— Ну, ты ведь знаешь, о чём я говорю… Она не против Скарлетт?

— Они со Скарлетт подруги вообще-то. И Мэрилин никогда не бывает против, о чём ты говоришь?

— Но сейчас Мэрилин что-то не видно, — произнёс Карлос, бросив взгляд в сторону небольшой сцены, на которой обычно выступали танцовщицы.

— Так ещё не время для танцев, — объяснил Кендалл. — Её рабочий день начинается с восьми вечера.

Вскоре Джеймс сделался настолько пьяным, что с ним стало невозможно говорить. Часы показывали только шесть вечера.

Пробормотав что-то вроде «Можно ещё?», Маслоу протянул вперёд пустой бокал. Шмидт посмотрел на него, слегка нахмурившись.

— Может, тебе лучше прямо сейчас поехать ко мне? — спросил владелец «Погони». — А то чувствую, ещё пара бокалов, и мы тебя потеряем.

— Нет-нет, я только с тобой поед-ду…

— Но я освобожусь только ближе к двум. Ты уверен, что хочешь остаться? Я могу попросить кого-нибудь из своих, и тебя довезут.

— Нет, я останусь… побуду ещё тут…

— Вы с Алексой куда-то уезжаете? — спросил я Карлоса, отворачиваясь от Маслоу.

— Да, хотим снять недели на две небольшой домик за городом. Хочется немного отдохнуть от шума и суеты, а там, я думаю, мы как раз найдём необходимую тишину.

ПенаВега уже год как не возвращался к своим опасным увлечениям, и это обстоятельство делало меня счастливым за друга всякий раз, когда я думал об этом. Они с Алексой стали больше времени проводить вместе, ввиду чего из их жизни исчезли частые ссоры; они начали путешествовать, и Карлос заметно посвежел от свежих впечатлений. Его жизнь заиграла совсем другими красками, и он заметно отличался от того человека, которым был два года назад. Своего психолога он продолжал навещать, но делал это уже в чисто профилактических целях.

Радуясь за друга, я в то же время не мог избавиться от чувства слепой зависти, которое неизбежно настигало меня. Нет, это была не злая зависть, и я действительно искренне радовался за Карлоса… однако меня сильно огорчало собственное бессилие. Я всё ещё страдал от своего расстройства и так и не решился сходить ещё хотя бы на один сеанс миссис Мелтон. Но в чём была причина? На исцеление мне не хватило собственной силы воли, или мой случай действительно был редким и сложным? Я не знал и мучился

от этого незнания. Вокруг меня были люди, способные вдохновить меня на этот необходимый поступок, к тому же я готов был меняться не столько ради себя, сколько ради Эвелин, — но вновь отдаваться в руки врачей я пока не спешил…

— У вас с Эвелин нет никаких планов на завтра? — спросил меня испанец, улыбаясь.

— Мы ничего не планировали.

— Тогда, может быть, навестите нас с Алексой в нашем домике? Я дам тебе адрес и объясню, как проехать. Жена не видела Эвелин уже сотню лет, мне кажется, им будет, о чём поговорить.

— Да, конечно, — тоже улыбнулся я, думая о своей возлюбленной. — Уверен, Эвелин не станет возражать.

У Карлоса зазвонил телефон, и он, отвернувшись и прижав к уху один палец, чтобы музыка не мешала говорить, ответил на вызов. Я плохо слышал, о чём он говорил, но точно знал, что ему звонила Алекса. Джеймс наблюдал за ним, прищурив один глаз и слегка покачиваясь из стороны в сторону.

— Ну всё, мне пора домой, — с улыбкой сказал ПенаВега, посмотрев сначала на меня, потом на Джеймса. — Дела зовут.

— О, да брось, ты всегда рано покидаешь нас, — мало разборчиво протянул Маслоу, слегка отодвигаясь от барной стойки.

— Я не могу показать Алексе, что что-то для меня может быть важнее неё… Ну, вы знаете. Не могу я остаться, правда.

— Ладно, тогда до понедельника? — сказал Кендалл, подошедший к нам, и протянул Карлосу руку.

— До понедельника, — кивнул, улыбаясь, испанец и пожал руку Шмидта. Потом он похлопал по плечу Джеймса, полулежавшего на стойке, и повернулся ко мне. — А с тобой до завтра, верно?

— Верно, — улыбнулся я в ответ, и мы пожали друг другу руки.

Когда уехал Карлос — единственный мой адекватный и не занятый собеседник, — я немного заскучал. Я начал думать об Эвелин, мысли о которой почти никогда не покидали мою голову. За два года наших отношений, которые, впрочем, были ознаменованы и не самыми приятными моментами, мой пыл не охладился ни на градус. Я продолжал её любить даже тогда, когда она своей жестокостью, казалось, вырывала моё сердце из груди; я продолжал её любить даже тогда, когда и сам, случалось, срывался на неё. Моё состояние чаще всего подводило меня, и я принимал все эти ссоры очень, очень близко к сердцу. В последнее время для меня всё стало иметь преувеличенно большое значение…

В итоге наши отношения представлялись мне сложным процессом, в котором оба мы несли огромную ответственность. Каждый наш шаг был опасен и запросто мог нарушить нормальное течение всего процесса; порой мне даже казалось, что отношения — это дорога, где практически на каждом шагу была спрятана мина.

Однако я усложнял всё сам, один, хотя делал это совершенно не намеренно. О, если бы в моих силах было всё изменить!.. Да, я любил её, но этим самым и причинял ей страдания. Почему человек заставляет страдать тех, кого больше всего любит? О, сколько времени я изводил её своими резкими мыслями, высказанными вслух; сколько времени она терпела всё это… Временами, особенно в периоды яростных вспышек, я отчётливо выделял для себя одну мучительную, но очень справедливую мысль: чтобы избавить Эвелин от страданий, мне нужно.. оставить её. Да, да, эта мысль была пугающе страшна, но неужели она не являлась единственно верной?! Как бы там ни было, эту мысль я пока что ото всех прятал, хотя мне казалось, что парни, каким-то образом замечая мучения, которые я причинял своей возлюбленной, несколько раз пытались навести меня на эту мысль… Я видел, что Эвелин было ужасно непросто со мной, и от этого часто задавался вопросом: делали ли эти отношения счастливыми нас обоих?..