Умершее воспоминание
Шрифт:
— Ладно, не хочешь далеко, давай поедем в Канаду. Здесь не далеко. Поселимся на берегу океана и больше никогда не вернёмся в Америку.
Она не ответила. Я стоял к ней спиной и, больше ничего не говоря, ждал ответа. Но Эвелин упорно молчала, что заставило меня развернуться и, бросив на неё сердитый взгляд, спросить:
— Ты так и будешь молчать?
— Мне кажется, это ты молчишь, дорогой, — сказала моя избранница и, подойдя ко мне, сильно сжала мои дрожавшие руки. — Что ты хочешь мне сказать?
Я не смог смотреть ей в
— Я хочу сказать, что больше не могу жить здесь, — произнёс я, избегая встречи наших взглядов. Если честно, мысли о переезде только что посетили меня. — Мне уже невыносимо дышать этим воздухом, а это небо сильно на меня давит. Давай уедем, Эвелин, давай уедем…
— Не обязательно так торопиться. — Поджав губы, моя возлюбленная внимательно на меня посмотрела. Мне казалось, она поняла, что я всё ещё что-то утаивал от неё. — У тебя ведь здесь работа…
— Думаешь, эта работа меня здесь и держит?
Разлучив наши руки, я отошёл к окну. Эвелин осталась стоять на месте.
— Я думала, ты любишь Лос-Анджелес…
— А я думал, что ты любишь меня, — неожиданно резко сорвалось у меня с языка. Я заметил, как при этом изменился взгляд моей избранницы, и почему-то сильно смутился. Я повернулся к ней спиной и устало сжал пальцами переносицу. — Я думал, ты поддержишь меня, а ты не понимаешь…
Эвелин меня не понимала! Эта мысль могла бы свести меня с ума. Ну, разве не видит она, что я на самом деле мучаюсь? Разве не понимает, что мне действительно хочется уехать?..
— Не говори так, — услышал я её обиженный голос совсем рядом и почувствовал, как она положила руки на мои плечи. — Ты же знаешь, это мой родной город, и я не могу так просто его оставить…
«Меня бы ты, наверное, оставила гораздо свободнее», — пронеслась в голове странная мысль. Я снова вернулся к размышлениям о том, как я сумел бы спасти жизнь Эвелин. «Оставить, оставить, оставить»…
— Это не значит, что я не хочу понять тебя, — говорила моя возлюбленная, обнимая меня и прижимаясь к моей спине, — и не значит, что я не готова на всё ради тебя. Но не мне ведь одной всегда понимать тебя, да?
Она, очевидно, ждала ответа, но я не отвечал. Тогда Эвелин отстранилась от меня и хотела уйти, но я схватил её за руку и с силой привлёк к себе.
— Прости, прости, прости, — забормотал я, почему-то подумав, что она сильно на меня обиделась, — конечно, я понимаю твою неготовность… Давай останемся. Я вынесу всё что угодно, лишь бы ты чувствовала себя счастливой, Эвелин, милая моя…
Уже который раз за свою жизнь я поддался ей… О боже! Неужели и меня любовь и красота превратили в раба?!
После поцелуя меня охватило странное волнение, в одно мгновение передавшееся куда-то в область живота. Почувствовав невыносимую боль в желудке, я вскрикнул, оттолкнул
— О, дорогой… — дрожавшим голоском позвала меня моя возлюбленная и, присев рядом со мной, с сочувствием погладила меня по спине, — это снова происходит?
Чувствуя, что я не в состоянии сказать ни слова, я утвердительно замычал.
«Это» началось ещё полгода назад. Полгода меня преследовали жуткие желудочные спазмы, сопровождающиеся низкой температурой тела, ознобом и поражающей бледностью кожи. Эти спазмы случались раз или два в месяц и связаны они были с моим неправильным питанием и постоянными переживаниями. Врач, к которому я обратился, объяснил мне, что нервная и пищеварительная системы связаны между собой напрямую. Он посоветовал мне во время спазмов пить как можно больше воды и ничего не есть. Боли меня настигали обычно ночью, поэтому очень часто я проводил ночи без сна, не в состоянии даже нормально дышать от жутких ощущений в желудке.
И сегодня я в очередной раз подвёл свой организм, изведя его своим раздражением и нерегулярным питанием. Я, всё ещё одетый, лежал на кровати в позе эмбриона и еле слышно стонал в подушку. На плечах моих покоилось одеяло, которое мне принесла Эвелин. Рядом, на столике, стоял стакан воды с соломинкой, чтобы мне было легче пить из него.
В такие жуткие для меня ночи Эвелин не спала вместе со мной. Мне даже не приходилось ни о чём просить её: она сама прекрасно понимала, в чём я нуждался. Не в силах выдавить из себя ни слова, я только с щенячьей благодарностью смотрел на неё, и моя возлюбленная, понимая меня без слов, нежно гладила меня по плечу. Да, эти боли к утру всегда утихали, но я чувствовал, что не выдержал бы ни одной такой ночи без Эвелин.
Теперь, глядя на неё, уставшую, глядя в её преданные и неравнодушные глаза, я не мог понять, как ещё несколько минут назад я смел злиться на неё. Злиться на неё? На такую любящую, нежную, заботливую? Да я лучше всю оставшуюся жизнь буду вот так вот мучиться, чем позволю себе ещё хотя бы раз повысить на неё голос!
Когда за окном уже начинало светать, боль меня отпустила. Я осторожно выпрямился, накрылся одеялом и взглянул на Эвелин. Она сидела рядом, прижавшись к спинке кровати, и смотрела на меня воспалённым от недостатка сна взглядом.
— Ложись спать, милая, — прошептал я, всё ещё чувствуя слабость. — Мне уже лучше, правда…
— Но тебе ведь ещё надо выпить лекарство, — произнесла моя возлюбленная тихо и устало. Она взяла со столика стакан и таблетку и протянула всё это мне. — Держи.
— Спасибо… — Взяв в руки воду и лекарство, я какое-то время смотрел на Эвелин, будто желая ещё что-то сказать. Но я молча выпил таблетку и осторожно, боясь возникновения новой боли, приблизился к Эвелин. Поцеловав её в щёку, я ещё раз прошептал: — Спасибо.