Умершее воспоминание

совесть Логана.

— Ну, она начала кормить меня только варёной или приготовленной на пару едой, ничего жирного, жареного, поменьше солёного и сладкого. Она заставляет меня ходить в зал не два раза в неделю, как обычно, а четыре раза… Ну, и всё в этом роде.

— По-моему, это очень завышенные требования к партнёру, — сказал я. Несмотря на то, что друг уже давно был женат на Изабелле, моё неприязненное отношение к ней не изменилось. — Она недовольна тобой и хочет что-то в тебе изменить?

— Не знаю, не знаю я… Мне кажется, она просто таким образом проявляет заботу, только

и всего.

— Запреты и ограничения? Странная забота.

— Ну, она ведь для меня старается…

Кендалл, всё время наблюдавший за тем, как Скарлетт справлялась со своей работой за стойкой, вдруг улыбнулся и сказал:

— У тебя есть шанс показать Изабелле зубы.

— А? — нахмурившись, протянул Джеймс.

— Покажешь ей, что ты не маленький мальчик и вовсе не нуждаешься в её постоянной заботе.

— На что ты намекаешь?

— На спор. Давай поспорим: сумеешь ли ты показаться дочери в таком вот виде? Я ставлю триста долларов на то, что не сумеешь.

— А деньги зачем? — сонно потирая глаза, спросил Маслоу.

— Чтобы ты не струсил, вот зачем. Ну, что скажешь? Спорим?

— Спорим, — с вызовом и довольно громко произнёс он, заставив какого-то парня с соседнего столика обернуться.

— Жестоко с твоей стороны получается, не находишь? — спросил я Кендалла, с недовольством взглянув на него.

— Я ведь не ради жестокости, а ради семейного равенства. Ну, спорим! — И он с счастливой улыбкой на губах протянул Джеймсу руку.

— Ставлю триста долларов на то, что ты не переспишь со Скарлетт, — вдруг выговорил Маслоу, когда их руки уже встретились.

Взгляд Шмидта, до этого какой-то лукавый, изменился на испуганный и удивлённый. Он попытался выдернуть свою руку из руки Джеймса, но тот, улыбнувшись, крепче сжал её.

— Такого уговора не было, — тихо проговорил немец, во все глаза глядя на друга.

— Двойной спор, — пожал плечами Маслоу. — Среди нас по любому будет и победитель, и проигравший.

— Но так нечестно… мы уже пожали руки… Логан, скажи ему!

— Молчи, Логан, — бросил мне ловелас в отставке. — Лучше разбей.

— Руки-то вы пожали, — сказал я Кендаллу, положив локти на стол, — но спор ещё не заключили. Так мне разбивать или нет?

— Или нет? — повторил за мной Джеймс, с прищуром глядя на бедного немца. — Что, струсил?

— Не струсил, — ответил владелец «Погони» и, бросив на меня быстрый взгляд, добавил: — Разбивай.

Спор оказался жестоким для них обоих: Джеймсу, вполне очевидно, светил скандал с его женой, а Кендаллу предстояло переспать с девушкой, у которой, насколько ему было известно, был молодой человек; более того, эта девушка являлась подругой Мэрилин! Я не знал, решится ли кто-нибудь из них на подобную жестокость, источником которой был легкомысленный спор, но очень надеялся, что они, протрезвев, и не вспомнят обо всём этом.

Уже в девятом часу мне позвонила Эвелин. Услышав мелодию, которая стояла у меня на звонке моей возлюбленной, Кендалл встал и, слегка пошатываясь, пошёл в сторону туалета.

— Привет, — сказал я,

только ответив на звонок, — уже едешь домой?

— Ещё нет, — проговорил её голос в трубке, — но уже собираюсь.

Моя избранница как-то тяжело вздохнула, и я спросил:

— Что с голосом? Устала?

— Да, есть немного. Нужно купить что-нибудь к ужину?

— Не знаю, на самом деле… Я сам ещё не дома.

— А, — коротко сказала Эвелин. Она почти никогда не спрашивала меня, где я пропадал, с кем я проводил время; очевидно, тем самым она показывала, что доверяет мне и ни в чём не хочет меня обвинять. Но меня это вряд ли устраивало, я хотел, чтобы она хотя бы иногда интересовалась, куда я ездил после работы, узнавала, с кем я общался ещё, кроме парней. Страшно сказать, но мне не хватало её ревности! Без неё меня настигала пугающая мысль, будто Эвелин совсем, совсем не любит меня… — Тогда встретимся дома, да?

— Да… — несколько растерянно ответил я и помолчал. — Сегодня утром ты уехала так рано, что я ещё даже не видел тебя…

— Через полчаса увидимся, — сказала она, и я почувствовал, как она улыбнулась. — Я скучаю.

— И я.

Когда наш разговор закончился, я заметил на себе внимательный взгляд Джеймса.

— Что ты делаешь? — спросил он, хмурясь с каким-то недовольством.

— Ты о чём?

— Зачем ты снова возвращаешься к тому, через что уже давно прошёл?

Я недоуменно смотрел на него, совсем не понимая, о чём он мне говорил.

— Ты даже и не понимаешь, — как будто с удивлением произнёс Маслоу и, выпрямившись, покачал головой. — С Эвелин ты делаешь то же самое, что когда-то делал с Чарис.

— С Чарис? — переспросил я. Об этом имени мне не приходилось вспоминать уже очень много времени, поэтому теперь мне это показалось несколько странным. — Что я делал с ней?

Слова Джеймса хотя и говорились на пьяную голову, но были, кажется, совершенно справедливы… Не зря ведь древние римляне говорили, что истина в вине. Я приготовился слушать то, что друг собирался говорить дальше, и сердце моё беспокойно забилось.

— Не знаю, в чём дело, — сказал Джеймс, — но в любых твоих отношениях наступает какой-то переломный момент, и я понятия не имею, с чем он связан. М-м-м… Как бы поточнее выразиться? Ты как будто начинаешь владеть своей возлюбленной… Нет, не смотри так, может, я не прав… Просто ты ведёшь себя так, будто она чем-то обязана тебе: перестаёшь звонить первым, никогда первый не говоришь, что соскучился, а ждёшь это всё от неё. Ты как будто думаешь, что она сама всего этого не скажет, а скажет только тогда, когда ты ей напомнишь. Ты как будто считаешь, что она в чём-то винит тебя, не высказывая этого вслух, но ты, осознавая свою вину, продолжаешь держать возлюбленную возле себя, понимая, что не можешь её отпустить. Не знаю, может, я наговорил полную бредятину, но так ты себя вёл с Чарис, а теперь это коснулось и Эвелин… Просто дай мне знать, если у вас с ней что-то не так, я не хочу, чтобы ты совсем замучил её, и не хочу, чтобы ваши отношения… Ты понимаешь.