Умершее воспоминание
Шрифт:
Какое-то время она ничего не говорила.
— Мне стыдно за неё, — тихо сказала Эвелин и опустила голову. — До сих пор помню, как сказала ей, будто я её ненавижу…
Я посмотрел на собеседницу и спросил:
— Жалеешь об этом?
— Не знаю. В разные моменты, Логан, мы по-разному относимся к близким людям. Сейчас ты любишь меня, а через мгновенье уже ненавидишь. Так что я не думаю, что соврала Уитни, сказав ей о своей ненависти. В моей душе нет места ни для каких сожалений.
Я молча посмотрел на
— Вы помирились? И сказали хотя бы слово друг другу после того, что произошло?
— Не помирились, — со вздохом ответила Эвелин и надолго задержала на мне свой взгляд, ищущий поддержки. — Но сегодня мы ездили в больницу, и я… Логан, мне так стыдно. Я не хотела ссориться с Уитни и лишний раз горестно думать о своём поступке, поэтому сделала вид, что ничего не помню. Теперь я не знаю, как избавиться от этих неприятных чувств, разрывающих моё сердце на части, и мне так стыдно перед Уитни, Логан! Так стыдно!
Она спрятала лицо в ладони, её плечи задрожали. Я подвинулся ближе и трепетно обнял Эвелин. Она прижалась к моей груди, и я услышал, как она заплакала.
— Все люди ссорятся, — начал я, глядя на небо, — и часто у людей кончается терпение. Оно кончилось и у тебя. Надеюсь, ты понимаешь, что Уитни тоже не права? Не хочу быть судьёй, но, по-моему, твоя сестра получила заслуженное наказание. И я не вижу поводов для слёз, Эвелин. Не плачь. Всё образуется.
От переизбытка непонятных чувств я поцеловал её в макушку и сам себе удивился. Эвелин не подняла на меня глаз, она по-прежнему всхлипывала и дрожала.
— Не надо винить во всём себя, — продолжал я, — это медленно, но верно убивает тебя. Конечно, ложь никогда не заслуживала поощрения, но твоя ложь, Эвелин, была осуществлена во имя твоей свободы. Человек, как и любое другое живое существо, не может жить в клетке. Всем нужна свобода. И ты вырвала свою свободу из рук сестры. Если тебе важно моё мнение, то я не считаю тебя виноватой. На твоём месте я поступил бы точно так же.
Эвелин больше не всхлипывала, лишь беззащитно прижималась к моей груди.
— Я так устала от этого, — услышал я её приглушённый голос где-то у себя внутри, — и я так хотела бы отдохнуть от всего. Просто это невыносимо, когда близкие утверждают, что я ничем не отличаюсь от остальных людей, а сами всеми силами пытаются огородить меня от неприятностей, полностью отбирая у меня свободу. Разговаривают со мной так, будто я маленький ребёнок, способный обидеться на любое неверно сказанное или случайно оброненное слово!
— Знаю, Эвелин, — безрадостно сказал я и крепче обнял её.
Мы долго молчали. Вскоре Эвелин отстранилась и посмотрела на меня заплаканными глазами.
— Она никогда не будет доверять тебе, — тихо произнесла девушка, с непонятным сожалением глядя на меня. — Никогда. Это недоверие не позволяет ей впустить
Я сжал запястье Эвелин.
— Мне плевать на её недоверие, — негромко сказал я. — Самое главное — веришь ли ты мне? Доверяешь? Не считаешь, что я испорчу твою жизнь?
— Конечно, нет. Думаю, ты уже сумел изменить мою жизнь. Я чувствую себя совершенно иначе, когда ты рядом. И чем дольше мы с тобой разговариваем, тем яснее я тебя вспоминаю. Это так несправедливо, что вместе с воспоминанием о человеке умирают и мои чувства к нему!
Я отвёл глаза, чувствуя, что не сумею выдержать взгляда Эвелин. Поначалу мне хотелось осмелиться спросить, что на самом деле она чувствует ко мне, но в мгновение я передумал и поинтересовался:
— Если так, то почему ты не ответила на моё сообщение утром?
Она прерывисто вздохнула и вытерла слёзы тыльной стороной ладони.
— Уитни, — нехотя ответила Эвелин. — Она забрала мой мобильный. Я не знала, что ты писал мне, Логан. Если бы знала, ответила бы сразу же, потому что в последнее время ты для меня единственное спасение. И мне так плохо от того, что со временем я забываю о тебе… В такие моменты кажется, что жить совершенно не для кого.
Сначала я хотел сказать, что мысли о скорой смерти как об избавлении от страданий — последнее дело, но, вспомнив свои ночные мучения, выдал:
— Все иногда позволяют себе слабости, Эвелин. — Затем немного помолчал и спросил: — Но если Уитни держит тебя под таким строгим контролем, то что ты делаешь здесь?
— Уитни уснула. А я решила посидеть немного во дворе и полистать свою тетрадь… Но я не ожидала увидеть тебя. Наш разговор доставил мне больше удовольствия, чем доставило бы мне удовольствие пребывание в тоскливом одиночестве.
— Какое же удовольствие может быть в одиночестве?
—Ты сам говорил, что у людей кончается терпение. Порой невыносимо терпеть людское общество, даже если эти люди — самые близкие для тебя люди на планете. Порой хочется принадлежать одной себе, и больше никому.
Я задумчиво смотрел вперёд, размышляя над нашим разговором в целом, после чего неожиданно даже для себя сказал:
— Тебе нечего делать здесь. Поехали со мной, Эвелин.
Она с удивлением посмотрела на меня.
— Ночь на дворе, Логан, куда мы поедем?
— Ко мне домой. Ты ведь говорила, что устала от всего и хочешь отдохнуть. Я прекрасно понимаю, как ты себя чувствуешь, и просто уверен, что мой дом — это место, где ты сможешь пожить для себя. Это то, что тебе сейчас необходимо.
Эвелин молчала, опустив голову. Я покорно ждал её ответа.
— Предлагаешь мне пожить у тебя? — тихо спросила она, не поднимая на меня глаз.
— Временно, конечно. Столько времени, сколько тебе понадобится. Что скажешь?
— Как же Уитни? Что я скажу ей?