Умолкнет навсегда
Шрифт:
Телло де Сандовал. Я проиграл в тот самый момент, когда принял вызов. Тот, кто борется за добро, основанное на своей вере, допускает возможность альтернативы. Конфессии — это не футбольные команды: в борьбе они не используют свои наименования. Напротив, должны от этого воздерживаться, дабы не впасть в умничанье и рационализм. Ведь тень не борется со светом по причине своего несовпадения. Так же и религии. Диспут был ловушкой, поставленной мне отступниками-conversos, которым терять было нечего.
Появляются Мигель 2
Не сразу замечают присутствие М. де Сервантеса и Телло де Сандовала.
Дульсинея 2. Ну и что! Если я в это верю?
Мигель 2. Тогда давай примем и зеленых человечков, и крутящиеся блюдечки, вампиров, джиннов и прочее…А в любом шкафу могут таиться привидения.
Телло де Сандовал. Почему нет? Вы разве не верите в привидения?
Мигель 2 и Дульсинея 2 резко поворачиваются к Телло. Дульсинея пытается засмеяться, чтобы скрыть испуг.
Дульсинея 2. Мы вас не заметили.
Мигель 2. Просим прошения. Не хотели вас беспокоить (Дульсинее 2). Давай вернемся к остальным.
М. де Сервантес. Вы нам не мешаете. Мы как раз рассуждали о вере в привидения.
Телло де Сандовал. Вы, молодой человек…
Мигель 2. Мигель.
Телло де Сандовал. Да, Мигель. Вы, Мигель, как будто не так убеждены, как ваша подружка…
Мигель 2. Моя жена Дульсинея.
Телло де Сандовал. Дульсинея, вот как. Так вот, вы вроде бы не так твердо убеждены, как Дульсинея.
Мигель 2. Кризис веры.
Телло де Сандовал. Кризис веры?
Дульсинея 2. У него нет веры. Ему нужны доказательства, всегда нужно доказывать. Он не желает воспринимать непосредственно, как оно есть.
Мигель 2. Да нет же! Именно как оно есть! Как я это вижу собственными глазами, как ощущаю. А не так, как в книжке написано, или как старик бородатый мне скажет.
Дульсинея 2. На самом деле, даже меня ты не желаешь принимать такой, какая я есть. Все время требуешь, чтобы я переменилась. Поменьше в бедрах, побольше в груди, поменьше в заднице, побольше юмора, поменьше тратить, побольше самостоятельности. Короче говоря, никогда не могу я тебе угодить.
Мигель 2. Разговор здесь идет о вере, а не о тебе.
Дульсинея 2. Вот и неправда! Я тоже предмет веры. Если ты не веришь в меня, чего стоит тогда твоя любовь? Так, пустяк!
Мигель 2. Да верю, верю я в тебя, Дульси! Верю, но только не слепо, вот, в чем дело.
Дульсинея 2. Ага, сознался!
Мигель 2. Не хочешь же ты, в самом деле, чтобы я перестал размышлять?
Дульсинея 2. Хочу! Я хочу, чтобы ты смотрел на меня и не видел ничего, кроме моей
Мигель 2 (М. де Сервантесу и Телло де Сандовалу). Вот так всегда: если тема нас увлекает, мы начинаем спорить, а в споре я никогда не бываю прав.
Дульсинея 2. А если мы не спорим, то не права всегда я. В итоге так оно и есть: ты даже не видишь меня. Как будто я просвечиваю насквозь. Ты смотришь на меня, чтобы увидеть себя, и страшно удивляешься, когда не видишь. Но у меня внутри не ты, кто-то другой, кого ты видеть не желаешь.
Мигель 2. Но я же не принуждаю тебя.
Дульсинея 2. Именно, что принуждаешь, потому что я люблю тебя, и отношения наши продолжаются. Я начинаю вести себя, как ты того хочешь. Одеваюсь, как тебе нравится. Говорю, как тебе нравится, и как говоришь ты сам…Но внутри я тихо и тайно молюсь.
Дульсинея 2 плачет.
Телло де Сандовал. Ну, ну! Не надо плакать из-за такого пустяка. Позвольте мне рассказать вам историю одной молодой женщины, у которой действительно были причины плакать. Кстати, по странному совпадению, она носила то же имя, что и вы.
Декорация 3. Пыточная камера Инквизиции.
Епископ, Сандовал и Секретарь суда сидят, как судьи Трибунала.
Тюремщик вводит незрячего Тасита, его Сопровождает Санчо. Секретарь суда Указывает место, где должен стоять Тасит.
Епископ(Сандовалу). Он не видит?
Санчо(Епископу). Нет, сеньор.
Тасит. Но слышу еще вполне прилично.
Епископ. Пусть Секретарь суда точно запишет всё, что будет сказано (Таситу). Милостью Божией и будучи Епископом Толедо, а также с согласия сеньора Инквизитора, обязуюсь председательствовать на этом диспуте и судить его бесстрастно, не принимая ничьей стороны, во славу Божию. Еврей, желаешь ли ты отвести мою кандидатуру?
Тасит. Нет.
Епископ. Как зовут тебя, еврей?
Тасит. Я бы и сам не смог сказать, будучи лишь самим собой. Однако, используя первичное умозрительное построение, базирующееся на общности речи, свойственной людям моей расы, рискну для удовольствия Вашей Милости сказать, что, вполне вероятно, зовусь я «маррано», что означает свинья или поросенок, «неверный», «приспешник Сатаны», «дьявольское отродье» и много еще чего в таком же роде. Когда даю деньги взаймы, я — «наглый ростовщик», когда их не хотят возвращать, — «возбудитель волнений». Если где изнасилуют женщину, я становлюсь — «насильником», во время Пасхи — «пожирателем детей», а в остальное время года — просто «куриный вор». Что еще? Да, еще «жалкий знахарь», когда здоровье ваше пошатнулось, и «христоубивец», когда я вам его поправил.