Уничтожить королевство
Шрифт:
Будь у меня песня, я бы даже не стала тратить ее на такого, как Таллис. Пусть бы утонул, познав весь ужас смерти, без утешения красотою и любовью. У Элиана целая армия, и надо было использовать ее, чтобы раздавить Райкрофта, но принц предпочел войне уловки.
«Уйдем чистенькими, — сказал он. — Прежде, чем кто-нибудь заметит пропажу».
Я смотрю на свои руки, измазанные кровью Элиана. Чистенькими мы не ушли.
Русалки в море поют о людях. Мурлычут песню, словно детскую колыбельную, повествующую об убийстве Кето. В ней русалки восхваляют человеческую храбрость и то, как они одержали победу вопреки всему, но я никогда не видела проявлений
Интересно, стала бы я такой же, если б выросла человеком? Убийцей, но милосердной и не жаждущей проливать кровь. Или, может, вообще не убийцей. А обычной девушкой, как любая другая, что ходит по миру. Кето создала наш народ в войне и жестокости, но именно Морские королевы превратили ее ненависть в наше наследие. Королевы, как моя мать, что учили своих детей быть бесчувственными солдатами.
Семья Элиана научила его быть кем-то другим. Тем, кто не бросит незнакомку в беде, оттолкнет с дороги и вместо нее сразится с деспотичным пиратом. Благородство, которое я высмеивала, уже дважды спасло мне жизнь. Это и значит «быть человеком»? Вытаскивать кого-то из опасности и самому бросаться в бой? Всякий раз, когда я вступалась за Калью, Морская королева упрекала меня в слабости и наказывала нас обеих, словно тем самым могла разорвать наши узы. Я годами следила за каждым своим движением и взглядом, чтобы ненароком не выдать каких-либо привязанностей. Королева сказала, что это удел низших. Что человеческие эмоции — лишь проклятье. Но именно из-за своих человеческих эмоций Элиан спас меня. Помог. И наверняка верит, что я отвечу тем же, когда придет время.
Элиан шевелится и издает низкий стон. Голова его болтается из стороны в сторону, глаза открываются. Он моргает, осмысливая обстановку, и уже через несколько секунд понимает, что руки его связаны. Вяло дергается, словно в силах сбежать, а потом поворачивает голову ко мне. Через всю комнату я вижу, как заостряется его изящная челюсть.
— Лира? — голос принца шершавый, как песок. Должно быть, он замечает кровь — она, кажется, повсюду, — потому что тут же спрашивает: — Ты ранена?
Я снова облизываю трещину в губе, по которой меня ударил Таллис.
Кровь теплая и горькая.
— Нет. — Я опускаю голову, чтобы Элиан не увидел правды. — Это ты меня своей кровью забрызгал.
Его смешок похож скорее на фырканье.
— Как всегда очаровательна.
Элиан глубоко вдыхает и на мгновение прикрывает глаза. Наверное, боль нестерпима, но он пытается задвинуть ее подальше и вновь стать отважным воином. Как будто явить мне другие свои стороны для него равносильно оскорблению.
— За это я его убью, — уверяет он.
— Сначала постарайся, чтоб он не убил нас.
Элиан вновь дергает веревку, выкручивает руки под немыслимым углом, пытаясь сместить узлы. Он похож на угря, скользкого и слишком быстрого, чтобы я со своего места разглядела все его действия.
— Перестань, — говорю я, заметив, что веревка покраснела. — Это не поможет.
— Я хотя бы пытаюсь, — отзывается Элиан. — Можешь и сама попробовать выбить большой палец
Я вскидываю подбородок:
— Нас бы здесь не было, если бы ты не настоял на таком нелепом плане.
— Кажется, из-за пробитой головы пострадал мой слух, — голос его утратил привычную мелодичность. — Что ты сейчас сказала?
— Ты даже не понял, что тебя дурят. И сам пришел в его ловушку.
Элиан передергивает плечами.
— Ожерелье у него, так что я бы все равно пришел, даже если б знал о засаде. Я слишком многим пожертвовал, чтобы спасовать перед последним препятствием.
— Как будто ты что-то знаешь о жертвах.
— Я думаю о троне, которого в любой миг могу лишиться.
— Ты принц королевства, полного света и тепла.
— Как раз этим королевством я и пожертвовал!
— В каком смысле?
Элиан вздыхает:
— В таком, что я не просто договорился с принцессой обменять карту на ожерелье. — Теперь его голос полон тоски. — Я пообещал, что мы будем править вместе, если она поможет.
Я открываю рот, пока слова его тяжелым грузом тонут в воздухе. Я тут пытаюсь украсть материнский трон, а Элиан свой продает за сокровища.
Прямо как пират.
— Ты идиот? — недоверчивый возглас вылетает из моего рта, словно пуля.
— Кристалл может спасти множество жизней. А брак с принцессой Пагоса точно пойдет на пользу моей стране. По крайней мере, о таком мой отец и не мечтал. Я буду лучшим королем, чем он смел надеяться.
Ему бы говорить об этом с гордостью, но слова его грубы и горьки. Полны не только обиды, но и печали.
Я думаю о том, сколько времени пыталась заставить собственную мать гордиться. Достаточно, чтобы я забыла, каково это — чувствовать удовольствие или хоть что-нибудь, чего она не приказывала чувствовать. Я покорно стала ее подарком для тритона, словно я лишь плоть, которую он может поглотить, и утешалась тем, что это мой долг перед королевством. И Элиан стал жертвой того же проклятья. Взвалив на плечи тяготы всего мира и бремя собственного титула, он готов отказаться от того, что больше всего ценит. От свободы, приключений, счастья. От того, что я едва помню.
Я отворачиваюсь, смущенная тем, сколь много себя вижу в его глазах.
«Ты ведь все равно должна забрать его сердце, — думаю я. — Разве есть выбор?»
— Если ожерелье такое ценное, — говорю вслух, — надо было просто убить Таллиса и забрать его.
— Нельзя убивать каждого, кто тебе не нравится.
— Знаю. Иначе ты бы уже был мертв.
Но это неправда. Я даже удивляюсь, насколько неправда. Потому что могла убить принца — или хотя бы попытаться — и выполнить приказ матери уже дюжину раз.
Прежде чем Элиан успевает ответить, сверху доносится треск. Я слышу низкий гул на ветру и на секунду решаю, что это морские волны бьются о жалкое подобие корабля Таллиса Райкрофта, но тут гул становится громче, и стены содрогаются от удара. С потолка летит пыль, под нами раскалываются половицы.
Сначала раздается целый хор голосов, а потом ничего, кроме грохота пушек и выстрелов. Криков и смерти. Мира, погруженного в хаос.
Элиан остервенело дергает за веревки. Он закрывает глаза, и я слышу громкий щелчок. Недоверчиво смотрю, как он пытается высвободить руку, неестественно подогнув большой палец левой руки. Поразительно, но почти получается, только на полпути веревка вновь упирается в кожу.