Упрямый Галилей
Шрифт:
15 августа Никколини, которому к тому времени еще не удалось встретиться с Риккарди, писал во Флоренцию, что, как ему стало известно, «уже создана специальная конгрегация из лиц, сведущих в его (Галилея. – И.Д.) профессии во главе с синьором кардиналом [Франческо] Барберини; все они настроены враждебно по отношению к Галилею» 886 . Речь шла об учрежденной по распоряжению Урбана VIII специальной богословской комиссии для рассмотрения содержания «Dialogo» с теологических позиций.
886
«…Sento che si faccia una Congregazione di persone versate in questa professione avanti il Sigr Cardl Barberini, tutte poco affette al Sigr Galileo» (Galileo Galilei. Le opere… Vol. XIV. P. 372). О том же в письме от 21 августа 1632 года сообщал Галилею Томмизо Кампанелла: «Я слышал, к большому своему неудовольствию, что они созвали комиссию разъяренных богословов, с тем чтобы запретить Ваш “Диалог”; и среди них нет никого, кто бы понимал математические и другие сокровенные вопросы <…>. Я опасаюсь злобы несведущих людей. Отец Мостро распространяет об этом опасные слухи, как он уверяет – ex ore Pontificis. Но Святейший Отец не знает об этом и не может так думать. Мой совет: если уж в комиссию ввели доминиканцев, иезуитов, театинцев и рядовых священников, то пусть тогда позволят войти в нее мне и отцу Кастелли. И пусть об этом напишет сам великий герцог» (Ibid. P. 373).
Точный состав комиссии неизвестен, однако судя по дошедшим до нас документам и свидетельствам современников, в нее кроме Франческо Барберини
887
Reusch F.H. Der Process Galilei’s und die Jesuiten… S. 237; Grisar H. Galileistudien: Historisch-Theologische Untersuchungen uber die Urtheile der Romischen Congregationen im Galileiprocess… S. 76.
Франческо Барберини учился в Пизанском университете, где одним из его учителей был Кастелли, последователь и друг Галилея. Как и Галилей, Барберини был членом Accademia dei Lincei (куда он был избран 1 октября 1623 года). В письме Чези от 8 июня 1624 года Галилей упоминает об «обычном добросердечии (la sua solita benignit`a)» кардинала 888 . Когда над тосканским ученым начали сгущаться тучи, Магалотти посоветовал Гвидуччи (письмо от 7 августа 1632 года) обратиться за советом и помощью к кардиналу Франческо Барберини, который, по словам Магалотти, «относится с большой симпатией к автору [Галилею] и с большим уважением – к самой работе [Dialogo]» 889 , и добавил, что, по его (Магалотти) мнению, кардинал «не склонен по своей природе к принятию каких-либо крутых мер, за исключением тех случаев, когда он понимает, что другого пути нет…» 890 .
888
Galileo Galilei. Le opere… Vol. XIII. P. 182.
889
Galileo Galilei. Le opere… Vol. XIV. P. 370.
890
Ibid.
Барберини действительно обладал гибким умом и незаурядными дипломатическими способностями, поэтому его часто посылали с ответственными дипломатическими миссиями. В «деле Галилея» он также старался, насколько то было возможно, как говорят англичане, «to run with the hare and hunting with the hounds» 891 . Именно к Ф. Барберини, ища у него заступничества, не раз обращался тосканский посол с просьбами посодействовать Галилею (например, разрешить ученому во время процесса пребывать не в тюрьме инквизиции, а жить в Тосканском посольстве 892 ), да и сам Галилей 893 . Кардинал в одном из писем заверил Никколини, что он питает «самые теплые чувства к Галилею» и «считает его необыкновенным человеком» 894 . Действительно, Барберини делал что мог. Он, к примеру, вопреки обыкновению, присутствовал на собрании Святой Службы feria quarta (то есть происходивших по средам, в отсутствие Святейшего) 16 февраля 1633 года, потому что там решался вопрос, как следует вести процесс над Галилеем. О том, что происходило на этом заседании, известно мало. Однако Никколини в донесении от 27 февраля 1633 года упоминает о словах Святейшего, сказанных днем ранее во время аудиенции: «пока идет подготовка формального судебного разбирательства, и работа еще не закончена» 895 . Не потому ли дело затягивалось, что среди кардиналов-инквизиторов не было единства мнений и, в частности, кардинал Барберини, в отличие от своего дяди, не считал, что к Галилею следует применять жесткие меры?
891
Speller J. Galileo’s inquisition trial revisited… P. 167. То есть быть и охотником, и дичью; служить и вашим, и нашим.
892
В письме Джери Боккинери от 25 февраля 1633 года Галилей сообщает, что кардинал Барберини «посоветовал» ему остановиться в Тосканском посольстве. При этом Барберини заявил, что делает это «не ex officio, но (как сказал Его Высокопреосвященство) по дружбе (in termine di amicizia)» (Galileo Galilei. Le opere… Vol. XV. P. 50). Видимо, Франческо Барберини удалось добиться у папы разрешения Галилею поселиться в посольстве, что подтверждается письмом Никколини от 4 марта 1633 года (Ibid. P. 57).
893
Например, когда в октябре 1633 года Галилей, ссылаясь на плохое самочувствие, просил Франческо Барберини устроить так, чтобы допросы велись во Флоренции, а не в Риме. Урбан VIII, справедливо полагавший, что кардинал-непот сочувствует Галилею, ознакомившись с посланием ученого, сделал в конце краткую и жесткую приписку: «Этот вопрос уже рассматривался на последней Конгрегации Святой Службы (feria quinta 11 ноября 1632 года, на котором Святейший не разрешил («nihil voluit concedere») проведение допросов Галилея во Флоренции (Galileo Galilei. Le opere… Vol. XIX. P. 280). – И.Д.), и не нужно более никаких других ответов, достаточно справиться у асессора, исполнены ли решения этой Конгрегации» (Galileo Galilei. Le opere… Vol. XIV. P. 410). Эта слова раздраженный Урбан явно адресовал своему племяннику, чтобы тот не вздумал соглашаться на предложения Галилея, ибо это означало, что процесс над ученым был бы сорван.
894
Galileo Galilei. Le opere… Vol. XV. P. 56.
895
Ibid.
Кроме того, Барберини тщательно дозировал информацию, чтобы не расстраивать и не пугать Галилея. Он, например, сообщил Никколини (понимая, что тот передаст сказанное тосканскому ученому), что в «Dialogo» нашли «некоторые подозрительные вещи (alcune cose sospette)» и «ошибки (degli errori)» 896 . И только после процесса Барберини признает, что речь шла об «errori gravi» 897 . Вернемся, однако, к специальной Комиссии.
896
Galileo Galilei. Le opere… Vol. XIV. P. 398.
897
Beretta F. Urbain VIII Barberini Protagoniste de la Condamnation de Galil'ee… P. 572.
Никколини предложил кардиналу Франческо Барберини включить в комиссию «нейтральных» членов, напомнив также, что «Dialogo» печатался «по получении всех необходимых разрешений, книгу просмотрели и изучили в Риме и во Флоренции до ее публикации, а предисловие и заключение были приведены в соответствие с требованиями властей». Кардинал ответил весьма уклончиво, но пообещал довести пожелание посла до сведения его святейшества. «Я слышал от друзей, – добавил в конце своего письма посол, видимо, имея в виду Риккарди, – что истинным намерением было не запретить книгу, но исправить некоторые выражения» 898 .
898
Galileo Galilei. Le opere… Vol. XIV. P. 375.
В ответ на свои сообщения Никколини получил в конце августа пространное письмо от Чьоли, который с самого начала отметил, что излагает мнение великого
899
Ibid. P. 375 – 376.
900
Ibid. P. 376.
901
Впрочем, одну многозначительную фразу кардинал произнес. Когда посол заявил, что «Dialogo» был разрешен к печати «высочайшим авторитетом», Барберини, немного помедлив, ответил, не скрывая иронии, что под «высочайшим авторитетом» в данном случае следует понимать управляющего Апостольским дворцом (Galileo Galilei. Le opere… Vol. XIV. P. 377).
902
Speller J. Galileo’s inquisition trial revisited. P. 165 (букв. «вынуть голову из петли», т.е. избежать наказания).
Следующие события вокруг «Dialogo» развернулись 4 сентября. В этот день Магалотти пишет Гвидуччи о том, что он показал отцу Мостро образцы продукции печатника Ландини с изображениями трех дельфинов на титульных листах. Риккарди был очень доволен (хотя к тому времени вопрос об эмблеме, по-видимому, уже потерял свою остроту) и заявил, что «это окажется крайне полезным для нашего друга (то есть Галилея. – И.Д.)» 903 . Тогда Магалотти прочитал Риккарди несколько строк из письма Гвидуччи, где тот сообщает, что Галилей готов подчиниться любому решению, которое будет принято в Риме, опустив, однако, фразу Гвидуччи о том, что «Dialogo» уже разошелся по всей Европе (римские власти надеялись, что из-за эпидемии чумы удалось распространить только несколько экземпляров книги). Далее Магалотти поднял вопрос о декрете от 5 марта 1616 года, заявив, что, будь у Галилея веские доказательства в пользу теории Коперника, этот декрет никогда бы не появился. На это Риккарди заметил, что если бы он был в то время членом Конгрегации Индекса запрещенных книг, то голосовал бы против осуждения и запрещения книги Коперника. Затем Магалотти коснулся письма Галилея к великой герцогине Кристине Лотарингской, которое уже много лет ходило в списках и в котором затрагивался вопрос об отношении истин науки и Священного Писания. Риккарди ничего не знал об этом письме и попросил собеседника показать копию. Спустя некоторое время Магалотти вручил отцу Мостро копию этого письма. Риккарди быстро пробежал глазами текст и сказал, что Галилей, по-видимому, заходит слишком далеко, а также поинтересовался, почему письмо не было напечатано. Магалотти ответил, что после выхода декрета 1616 года это было невозможно. Через несколько дней Риккарди, прочитав внимательно все письмо, успокоился и, беседуя 4 сентября с Магалотти, повторил тому то, что ранее не раз говорил в беседах с Никколини: он, Риккарди, «только слуга, чья работа состоит в исполнении решений власти». И далее отец Мостро снова начал жаловаться на то, что Галилей не слушал его рекомендаций.
903
Galileo Galilei. Le opere… Vol. XIV. P. 379.
Магалотти советовал Галилею 904 действовать осмотрительно и не торопясь, ведь Никколини, сколь бы хорошо он ни относился к Галилею, может поговорить о проблемах, связанных с публикацией «Dialogo», с Риккарди, самое большее – с кардиналом Франческо Барберини, «но никогда с папой» 905 . Что же касается комиссии, то вряд ли ее выводы смогут повредить Галилею, поскольку вопрос о движении Земли не относился к числу доктринальных 906 .
904
Через Гвидуччи, а также в отдельном письме, написанном в тот же день 4 сентября 1632 года (Ibid. P. 382).
905
Ibid. P. 381.
906
Ibid. P. 382.
Однако вопреки мнению Магалотти, Никколини в тот же день, 4 сентября 1632 года, затронул во время аудиенции у Святейшего вопрос о «Dialogo». Точнее, в разговоре были затронуты деликатные вопросы относительно работы Священной канцелярии, и Урбан «вдруг пришел в крайнее раздражение (in molto collera)», сказав, что «даже наш Галилей имел наглость (ardito) влезть туда, куда ему не следовало проникать: в самые серьезные и опасные вопросы, которые могут возбуждать [умы] в это время» 907 . Вряд ли Никколини хорошо разбирался в астрономических проблемах, однако он понимал, что если «в это время» и были «серьезные и опасные вопросы», которые могли возбуждать умы, то уж во всяком случае не из области космологии. Действительно, Урбан VIII, разумеется, имел в виду не чисто астрономические проблемы. Книга Галилея толкала читателя не только к пересмотру традиционных представлений о строении мира, но и к глубокому изменению принятой иерархии дисциплин, сложившихся за многие столетия представлений об отношении веры и знания, а также освященных авторитетом Тридентского собора принципов библейской экзегезы и отношения к Священному Писанию. Более того, высказывание Святейшего может быть понято также в контексте межконфессионального противостояния, расколовшего Западную Европу. Как известно, протестанты опирались на учение о непосредственной связи человека с Богом: благодать даруется человеку прямо Богом, без посредничества церкви, духовенства, а спасение достигается только личной верой в искупительную жертву Христа (принцип оправдания верой) и по воле Бога. Поэтому и в лютеранстве, и в кальвинизме нет принципиального противопоставления духовенства мирянам, каждый верующий в принципе имеет право по-своему толковать и излагать слово Божие (принцип священства всех верующих). Католическая церковь категорически отвергала подобные взгляды, которые могли привести к фрагментации и распаду сообщества верующих, ибо истина одна и церковь является ее носителем, в силу чего любое уклонение от принятой догматики и единодушного мнений святых отцов понималось как ересь. Позиция Галилея, предполагавшая известную самостоятельность познающего субъекта по отношению к истинам веры 908 , с этой точки зрения могла казаться – и казалась – созвучной протестантским воззрениям. И, наконец, Галилей трактовал гелиоцентризм как «абсолютную истину», а не как одну из гипотез, «спасающих явления», что, по мнению Урбана VIII и его теолога Ореджи, коего папа называл «наш Беллармино», фактически толкало автора «Dialogo» к отрицанию по крайней мере одного важнейшего атрибута Бога – его всемогущества, а отрицание этого божественного атрибута равносильно отрицанию самого Господа Бога. Именно это последнее обстоятельство более всего тревожило понтифика и толкало его к принятию жестких мер в отношении Галилея, ибо при такой постановке вопроса, то есть при оценке эпистемологической позиции тосканского математика через призму тезиса Урбана – Ореджи, речь шла о доктринальной ереси.
907
Ibid. P. 383.
908
Напомню в этой связи его фразу из письма вдовствующей герцогине Кристине Лотарингской: «было бы весьма благоразумно не позволять никому использовать каким-либо образом священный текст для доказательства истинности любых натурфилософских утверждений, ложность коих всегда может быть продемонстрирована с помощью чувств и доказательных и необходимых доводов» (Galileo Galilei. Le opere… Vol. V. P. 325).