Упрямый Галилей
Шрифт:
И в этой нелегкой для курии ситуации, спустя считанные недели после инцидента в консистории, по Риму стали распространяться слухи о «Dialogo» Галилея 871 . Поначалу Урбану было не до научных трактатов, и только в первой половине июня 872 1632 года он обратил-таки внимание (или кто-то помог ему это сделать 873 ) на сочинение тосканского ученого. Трудно сказать, что именно задело понтифика в «Dialogo». Возможно, ему не понравилось, что Галилей изложил излюбленный довод папы о божественном всемогуществе и бессилии науки понять устройство мира (а включение этого довода как центральной идеи трактата было одним из conditio sine qua non выдачи цензурного разрешения!) как-то вяло, мимоходом и неубедительно, «tr`es particulier», как выразился Беретта, тогда как коперниканские идеи защищались им с блеском и аргументированно. А может быть, наместника Всевышнего привело в ярость, что упомянутый «богословский» довод был вложен автором в уста Симпличио, суждения которого постоянно опровергались и высмеивались Сальвиати. Наконец, гнев его святейшества мог быть вызван и тем, что в своем трактате Галилей фактически претендовал на лучшее и более глубокое (по сравнению с предложенным верховным понтификом) понимание божественного творения. Но как бы то ни было, Урбан в сложившейся ситуации не мог оставить без внимания книгу, в которой отстаивались утверждения, противоречащие библейскому тексту, и на которой стояли два цензурных разрешения: управляющего Апостольским дворцом Риккарди и флорентийского инквизитора Эджиди. Не надо было обладать
871
Экземпляр «Dialogo», предназначавшийся для Риккарди, был доставлен в Рим за два дня до упомянутого в основном тексте скандала в консистории. У Риккарди, по-видимому, хватило ума и предусмотрительности не сообщать папе о выходе трактата Галилея, а если он это все же сделал, то не заостряя внимания Святейшего на «деликатных» вопросах. Другой экземпляр получил Франческо Барберини, но он даже и читать не стал, не до того было! Кардинал-непот отправил книгу Галилея Кастелли, чтобы тот ознакомился и кратко пересказал.
872
А по мнению Беретты, в июле 1632 года (Beretta F. Urbain VIII Barberini Protagoniste de la Condamnation de Galil'ee… P. 564).
873
Некоторые современники событий указывают на иезуита Кристофа Шайнера как на человека, который инициировал события, приведшие к суду над Галилеем (Galileo Galilei. Le opere… Vol. XV. P. 47, 88, 141, 164, 184; Vol. XVII. P. 365; см. также: Фантоли А. Галилей… С. 354 – 356 и след.). Чамполи еще в феврале 1632 года советовал Галилею «не тратить ни одного лишнего слова на немца» (Galileo Galilei. Le opere… Vol. XIV. P. 330), но тот не внял предостережению опытного придворного и не пожалел красок, чтобы продемонстрировать убожество ингольштадтского профессора. Впрочем, как будет показано далее, в действительности у Шайнера не было возможности привлечь внимание понтифика к книге Галилея.
874
Что касается обвинений Урбана VIII в непотизме, то для них имелись все основания. Уже на третий день после избрания папой (август 1623 года) он сделал своего племянника Франческо Барберини кардиналом, в 1627 году – главным библиотекарем Ватикана, а в 1632 году – вице-канцлером. Впрочем, следует сказать, что кардинал-непот не злоупотреблял своим положением. Он, в частности, основал замечательную библиотеку Барберини, которая в 1902 году стала частью библиотеки Ватикана. Другой племянник Урбана VIII, Антонио Барберини Младший, стал кардиналом в 1627 году, в 1638 году – кардиналом-камерленго и главнокомандующим папскими войсками. Кроме того, он в разное время был папским легатом в Болонье, Ферраре и Романье. Брат Урбана Антонио Барберини получил в 1625 году диоцез Сенигалия (Senigaglia или Sinigaglia, провинция Анкона) и в 1628 году стал кардиналом. Третий племянник понтифика, Таддео Барберини, стал префектом Рима и правителем древнего римского города Палестрины (Palestrina, бывш. Praenestre). Урбан дважды назначал специальные комиссии теологов, которые должны были решить, на законных ли основаниях родственники папы занимают свои должности. Естественно, обе комиссии дали на поставленный вопрос положительный ответ. Непотизм был весьма распространенным явлением, и кто из кардиналов – противников Урбана VIII мог с чистой совестью упрекнуть его в этом прегрешении? Воинственный Лудовизи, племянник папы Григория XV? Именно дядя Лудовизи, еще не заняв престол Святого Петра, сделал двадцатилетнего доктора канонического права сразу, ни много ни мало, архиепископом Болоньи, а затем, уже став папой, вручил ему кардинальскую шапку. Да и сам Гаспар Борджа тоже не был обделен знатными родственниками в курии. Кроме того, следует иметь в виду, что непотизм был средством укрепления власти избранного папы именно потому, что он был избираемым правителем, а не династическим. Чтобы защититься от интриг и заговоров, папы окружали себя доверенными людьми, в первую очередь – из ближайших родственников, которые занимали места в администрации и в коллегии кардиналов (см.: Scott J.B. Images of Nepotism).
875
Galileo Galilei. Le opere… Vol. XV. P. 25.
Вместе с тем роль политического фактора в реакции Урбана VIII на книгу Галилея не следует переоценивать 876 . Политических оппонентов верховного понтифика приводило в ярость не то, что папа поддерживает Галилея, а то, что он поддерживает Ришелье, поэтому – и Урбан это прекрасно понимал – процесс над Галилеем не мог решить политических проблем Святого престола. Однако эти проблемы оказали столь сильное психологическое воздействие на Урбана VIII (которому всегда была присуща hair-trigger sensitivity 877 ), что он в тяжелой для него ситуации принимал такие решения, которые вряд ли принял бы в более спокойные годы, ибо правильно заметил поэт:
876
Как это сделано, к примеру, в книге: Solle Z. Neue Gesichtspunkte zum Galilei-Prozess.
877
Heilbron J.L. Galileo. P. 304.
Если тронуть страсти в человеке,
То, конечно, правды не найдешь…
На мой взгляд, Урбан использовал «дело Галилея», чтобы продемонстрировать твердость в борьбе за чистоту католической веры. И эта демонстрация была ему особенно необходима именно в сложившейся нелегкой для Святого престола ситуации. Не случайно поэтому в разгар скандала, связанного с публикацией «Dialogo», Риккарди, передавая тосканскому послу слова Святейшего, подчеркнул, что в условиях, когда католическая вера оказалась перед лицом многих опасностей и испытаний, речь при рассмотрении книги Галилея должна идти не о математических вопросах, но о вещах куда более важных – «о Священном Писании, религии и вере» (полную цитату см. далее). Не случайно также и то, что рассмотрение «дела Галилея» проходило в не совсем обычном режиме, характерном для работы инквизиционного трибунала: дело не было просто передано в Священную канцелярию, но сначала Урбан создал комиссию, рассмотревшую содержание «Dialogo» на предмет его соответствия теологическим требованиям; время от времени папа, как мы увидим далее, передавал тосканскому послу конфиденциальную информацию о ходе разбирательства; текст приговора и отречения Галилея был разослан папским нунциям во все концы католической Европы и всем инквизиторам Италии с требованием, чтобы эти документы были зачитаны публично в университетах (мера, в истории инквизиции применявшаяся крайне редко) и т.д. Урбану не нужен был заурядный инквизиционный процесс, окутанный плотной завесой тайны, ему нужно было наглядно продемонстрировать миру свою решимость в борьбе с любыми уклонениями от учения церкви. Причем Святейшему важно было создать, как бы мы сегодня сказали, публичный имидж непримиримого и жесткого борца за интересы веры. Поэтому суровая риторика в отношении Галилея не соответствовала, как будет видно из дальнейшего, реальным мерам, принимавшимся в отношении тосканского ученого. Короче, политическая ситуация толкала Урбана не просто к осуждению «первого математика и философа великого герцога тосканского» обычным порядком, но к тщательно срежиссированной им лично инсценировке под названием «дело Галилея». Но, повторяю, сиюминутные политические требования были не единственным фактором, определявшим ход и характер процесса.
Во-первых,
878
Действительно, первое из приведенных высказываний датируется весной 1630 года, то есть до вступления Швеции в войну, тогда как второе – мартом 1633 года, когда ситуация была много хуже (хотя Густав Адольф погиб в битве при Лютцене 16 ноября 1632 года, по случаю чего Урбан в декабре отслужил благодарственный молебен, причем сделал это в «немецкой» церкви Рима Санта-Мария-дель-Анима (Santa Maria dell’Anima), однако победа досталась шведам, которые к апрелю 1633 года вновь заняли Баварию) и когда давление на папу со стороны Империи, Испании и Франции усилилось (или по крайней мере не ослабло).
Таким образом, подытоживая рассмотрение роли политического фактора в процессе над Галилеем, можно сказать, что этот фактор вряд ли был одной из главных причин процесса, но он, бесспорно, оказал определенное влияние на его ход и характер, а также на сопровождавшую его риторику.
В июле 1632 года Урбан VIII приказал отцу Риккарди немедленно обратиться к флорентийскому инквизитору с требованием прекратить распространение «Dialogo». Текст письма Риккарди Эджиди от 21 июля (Фаваро датировал его, правда, со знаком вопроса, 25 июля) свидетельствует о волнении, в котором пребывал отец Мостро:
Сюда [в Рим] доставлена книга синьора Галилея. В ней многое неприемлемо (molte cose non piacciono) и власти намереваются ее пересмотреть (per le quali vogliono in ogni modo i Padroni che si accommodi). Верховный понтифик распорядился (при этом мое имя не упоминается), чтобы распространение книги было приостановлено. Вам не следует присылать ее сюда до тех пор, пока вы не получите указаний относительно того, что в ней следует исправить. Не следует также посылать ее и в другие места. Поговорите об этом с апостолическим нунцием и, соблюдая такт, позаботьтесь, чтобы распоряжение [папы] было выполнено 879 .
879
Galileo Galilei. Le opere… Vol. XX. P. 571 – 572.
В постскриптуме отец Мостро просил Эджиди выяснить, и как можно скорее:
…Этот печатный знак с тремя рыбами (на обложке «Dialogo» внизу были изображены три дельфина, плывущие друг за другом по кругу (см. риc. 2.9(а) на с. 322. – И.Д.) принадлежит типографу или самому Галилею?
А кроме того, Риккарди просил растолковать ему смысл этого знака. Почему типографский знак так взволновал Риккарди?
Филиппо Магалотти, дальний родственник Урбана VIII, 7 августа 1632 года писал во Флоренцию Марио Гвидуччи, ученику Галилея:
В понедельник утром я повстречался с его высокопреподобием [о. Риккарди] 880 . Он раскрыл мне еще одну причину, по которой он бы хотел получить «Dialogo» 881 . Под большим секретом он сказал мне, что эмблема, изображенная на обложке, была воспринята как тяжкое оскорбление 882 .
Кто-то в курии решил, что эта эмблема намекала на трех родственников Урбана VIII, которых он сделал кардиналами, – брата и двух племянников. Видимо, тот, кому пришла в голову такая трактовка эмблемы, обратил внимание на латинскую надпись (девиз) на ленте, которая эту эмблему окружала: «Grandior ut proles» («я расту, как моя семья»). Поэтому в коммерческом знаке печатника Ландини увидели намек на непотизм, царивший при папском дворе.
880
Дело было 2 августа, в День рыцарей святого Стефана, в церкви Сан-Джованни-деи-Фиорентини (San Giovanni dei Fiorentini) в Риме [рис. 2.14]. Риккарди специально поспешил туда, чтобы встретиться с Магалотти. Дней за десять до этого, 22 июля, Риккарди информировал Магалотти о реакции в курии на книгу Галилея и о том, что некоторые требуют ее запрета. Магалотти тут же написал другу во Флоренцию, чтобы тот немедленно сообщил о ситуации в Ватикане Галилею.
881
Риккарди просил Магалотти передать ему все привезенные из Флоренции экземпляры книги Галилея, обещав вернуть их через десять дней, но тот ответил, что все уже роздал, причем самым высокопоставленным особам, и даже его собственный экземпляр находится в настоящее время у Джироламо Дети, дворецкого Таддео Барберини.
Рис. 2.14. Церковь San Giovanni dei Fiorentini в Риме
882
Galileo Galilei. Le opere… Vol. XIV. P. 369.
Услышав это, – продолжает свой рассказ Магалотти, – я рассмеялся <…> и сказал, что могу с полной ответственностью уверить его в том, что синьор Галилей не такой человек, чтобы столь ребяческим способом скрывать великие тайны, и что в своей книге он достаточно ясно выразил свои мысли. Я заявил, что абсолютно уверен в том, что эмблема рождена фантазией печатника. Услышав это, он издал вздох облегчения и сказал, что если это в самом деле так, то <…> для автора это будет крайне счастливым обстоятельством. Видишь, какие пустяки определяют наши поступки в этом мире!
Вот так обстоят дела. Я не думаю, что были еще какие-то мотивы для [повторной] цензуры, кроме указанных управляющим Апостольским дворцом, а именно: книга напечатана не точно по рукописи, и, кроме того, два или три важных довода, которые привел сам святейший отец и которые, по его мнению, убедили Галилея в неистинности теории Коперника, в конце ее были опущены. Когда книга в таком виде попала в руки его святейшества и он увидел отсутствие этих аргументов, то потребовал немедленного ее пересмотра 883 .
883
Ibid. P. 369 – 370.
Когда в конце августа Магалотти снова поговорил с Риккарди, то выяснилось, что в действительности речь шла не о двух-трех аргументах Урбана, но только об одном (касательно Божественного всемогущества), который был вложен Галилеем в уста персонажа, «вызывающего мало уважения и являющегося предметом насмешек» 884 .
Но как бы то ни было, «история с дельфинами» говорит о том, сколь нервозная обстановка сложилась в Ватикане.
Когда Риккарди понял, что ему, скорее всего, не удастся собрать восемь экземпляров «Dialogo», которые Магалотти привез в Рим в дар различным лицам, он 7 августа 1632 года снова обращается к Эджиди, прося того сообщить, сколько именно экземпляров книги Галилея было отпечатано и кому они были отправлены, «чтобы можно было предпринять шаги по их возврату». А в конце письма отец Мостро добавил: «утешьте автора и скажите ему, чтобы он не падал духом» 885 .
884
Ibid. P. 379.
885
Galileo Galilei. Le opere… Vol. XX. P. 572.