Ураган. Последние юнкера
Шрифт:
Не успели они скрыться в углубление стены, как из- за угла появилось человек десять вооруженных людей. При свете электрического фонарика, вспыхнувшего в руках одного из них, Митя узнал шедшего впереди.
— Вахромеев, — прошептал он в ужасе.
— Кто такой Вахромеев? — так же тихо спросила Наташа.
— Филипп Павлович. Что у нас сегодня был. Который еще письмо предлагал отнести. Помните?
Между тем вооруженные люди остановились у подъезда Шелугина.
— Здесь, — произнес знакомый, как показалось Наташе, голос.
Затаив
— Это за письмом, — заговорил Митя — Без сомнения Вахромеев донес большевикам. Слава богу, что письмо у вас. Теперь нельзя терять ни минуты. Бегите возможно скорее по адресу, а я полечу предупредить начальство о том, что видел. Нет сомнений, что восстание уже началось.
Он крепко стиснул маленькую руку Наташи и чуть не бегом пустился по улице.
Подождав несколько мгновений и не заметив на улице ничего подозрительного, Наташа тоже вышла из ниши и зашагала на Лубянку.
Несмотря на сравнительно ранний час, улицы Москвы точно вымерли. Изредка, то там, то сям, слышался топот двигавшихся групп людей. Иногда доносился лязг железа, как бы от столкнувшихся штыков. Выбирая улицы потемнее, Наташа спешила как могла. Уставшая до крайности, наконец она остановилась у ворот небольшого дома и, внимательно проверив номер его, двинулась во двор.
— Кажется здесь, — рассуждала она, поднимаясь по лестнице. Чиркнув спичку, она с трудом разобрала надпись на визитной карточке, прибитой на одной из дверей: «Николай Петрович Струйский — летчик».
«Слава богу, нашла!» — подумала она, принимаясь звонить.
Через минуту дверь отворилась и на пороге показался молодой, одетый в домашнюю форму, офицер.
— Moiy ли я видеть господина Струйского?
— К вашим услугам, — отвечал офицер и жестом пригласил Наташу войти. — Чем вам могу служить, барышня? — продолжал он, подвигая ей стул.
— Если вы господин Струйский, то у меня есть к вам письмо, — доставая его, произнесла Наташа.
Струйский молча взял письмо и принялся читать. Чем дальше он читал, тем все более и более густые брови его хмурились. Наконец, окончив чтение, он взглянул на гостью.
— Вы в курсе дела? — спросил он ее.
— Приблизительно.
— В этом письме меня просят вылететь завтра в Могилев. Конечно я исполню поручение, но только в том случае, если завтра на аэродроме будут производиться полеты. Вылетев, как бы на практику, я буду совершенно свободен лететь куда мне вздумается, но боюсь, что прислуга аэродрома, ввиду начавшегося в Петербурге восстания, не пожелает работать. Тогда, к сожалению, я ничего не смогу сделать. Во всяком случае, постараюсь, — прибавил он задумчиво.
— Моя миссия исполнена, — встала Наташа. — Позвольте от всей души пожелать вам успеха.
— Куда же вы? Может
— Нет, благодарю вас. Я очень тороплюсь.
Выйдя от Струйского, Наташа уже более спокойно
отправилась домой.
— Начинается, — думала она. — Бедные Шелугины. Что-то с ними сейчас?
Где-то прогремели несколько выстрелов, затем минуты на две где-то поднялась перестрелка.
— Вот оно! — мелькнуло в ее голосе. — Что-то будет завтра!
Выйдя от Шелугиных, Филипп Павлович быстро зашагал по улице.
«Такое известие, — думал он, — наверное, зарекомендует меня в их глазах. А письмо-то, кажется, очень важное. Иначе не стали бы его пересылать через юнкера и даже самого старика Шелугина. Вероятно, юнкерское начальство, боясь, что за ним следят наши люди, и придумало такой хитрый способ».
Поворачивая несколько раз из улицы в улицу, он наконец остановился перед одним из домов. Стукнув три раза в окно и троекратно нажав пуговку звонка, он начал ждать. Вскоре за дверью раздались шаги и чей-то хриплый голос спросил его: «Кто там?»
— Прохожий на огонек, — отвечал Вахромеев условную фразу.
Дверь отворилась. Вахромеева встретил какой-то человек, одетый в кожаную куртку.
— Это вы, товарищ Вахромеев? Но ведь еще рано.
— Важное сообщение. Где комитет?
— Да все там же. Ну идите, что ли!
Пройдя небольшой коридор и открыв одну из дверей, Вахромеев очутился в обширной комнате, залитой светом и переполненной людьми. В комнате было накурено, пол засыпан окурками и заплеван. Присутствовавшие были, большею частью, в рабочих костюмах или в матросской форме с пулеметными лентами через плечо и револьверами у поясов. За большим письмен-
ным столом сидело три человека в штатском. Один из них что-то писал, а двое других, перегнувшись через плечо, читали написанное. Остальные, не обращая на них внимания, вполголоса беседовали между собой.
— Краснопольский! — вдруг, окончив писать, крикнул сидевший за письменным столом.
Широкоплечий, грязный, с запачканным лицом поднялся со стула один из рабочих.
— Возьмите вот эту бумагу и немедленно отнесите ее в нашу типографию, а затем возвращайтесь сюда.
Не обращая больше внимания на Краснопольского, говоривший уже собирался было снова писать, но тут взгляд его упал на Вахромеева.
— А вам, товарищ, что здесь угодно? — враждебным тоном спросил он.
— Имею сообщить нечто важное, — отвечал Вахромеев, приближаясь к столу. — Только что я был у присяжного поверенного Шелугина и при мне прибежал сын его, юнкер Александровского училища. Так вот, этот юнкер принес отцу, для немедленной передачи, какое- то письмо. Причем несколько раз повторил, что оно имеет огромное значение. Я полагаю, что это письмо написано кем-нибудь из руководителей контрреволюционеров и что оно, может быть, будет небезынтересно для вас. Кроме того, по словам юнкера, белогвардейцы ожидают нашего выступления и готовятся отразить его.