Уроки лишнего и нужного
Шрифт:
– Да и еще не старый, – она.
– Нет, что ты, лет сорок пять ему.
– Не спорь, пожалуйста, нет ему сорока.
– Ах ты, каналья, как ловко стукает! – восхищается он.
– И головой ведь себе помогает, и ногами, – сообщает она. Подняв удивленно брови и подбородки, приоткрыв рты, слушают Рихтера в губернском городе муж и жена, одна сатана…
Бутылка с остатками молока лежит в кухне на полу, туда забрался мышонок и мальчик обрадовался, он будет мышонка кормить, играть
Потом мама сказала пора мышонка отпустить, он хорошо кушал и подрос.
Мальчик вздохнул, но ничего не поделаешь, положил бутылку на бок – вылазь, говорит, это не я, это мама велела тебя выпустить…
А мышонок уже не может обратно в горлышко…
– Мамочка, что же делать, он не вылазит?
– Ладно, – сказала мама, – папа придет и придумает, как его выпустить.
Сидит на холодном крыльце магазина, рыжая щетина.
А товарищ подходит и думает рыжему дураку сказать «радикулит схватишь…» Встретились глазами – «ведь начнет канючить на бутылку…» – и молча в магазин.
Где и засовестился – «пожалел пару монет, плохой ты, товарищ…».
Вышел – рыжего нет.
Под ногами снежная мешанина, а маленький старичок тянет тележку, набитую чем-то с помойки, старая табуретка поверх.
Из последних старается, тележка в сугробе вязнет.
– Давай, дед, помогу, – говорит «плохой» товарищ.
Старик непонимающе глаза поднял:
– Ты здесь живешь?
– Держи, держи, – и выкатил тележку на чистое место.
Снова удивленный взгляд маленького старичка…
Что ему непонятно?
«Да, я плохой. Но… хороший?»
Жена директора сельской школы неумело, «по-городскому», старается через грязную деревенскую улицу.
– Такую фифу тебе и надо, не будешь перебирать! Иди, иди, чтоб ты не дошла… – бабы, у магазина, отчего-то злятся.
На высоко нажженном кострище новая трава горит с макушки до черной лысины, а по бокам свисают, еще не тронуты огнем, зеленые «власы».
«Ограбил» двор старыми граблями – более тридцати «гребаных» навильников на костер; не поленился, потом и счет потерял.
…А расшумится дождь, заглохнет пила, или бачок забыли с бензином.
Словно нехотя подчиняясь обстоятельству, кто помоложе, бежит в магазин (удар на «а» второе).
Всем полстакана: кому мало, кому много…
И эти, последние, кажется, сейчас подерутся.
– Ты мясо держал? Держал. Нюхал? Нюхал. Свежак!
Смеешься – тринадцать рублей?! Издеваешься? Тот шмот о два кило.
– Скоко же просишь?
– Не мене сорока. Больше можно, мене нет.
– Где такие деньги?
– А мне че!
– Нету теперь.
– Дак займи.
– Где?
– Где хошь.
– Кто теперь даст.
– Мне один хрен. Укради.
– Скажешь тоже. Сам, поди, шмот скрал. Или на путях
– Я скрал? Ты че, в своем уме, когда я крал?
– А еще какое мясо, может и собачатина.
– Сам ты собачатина! – глаза бешеные. – Тебе мясо надо?
– Надо.
– Так бери и не позорь, – смачно плюнул. – Мать твою!..
– Уже три месяца не плачу за свет. Выйду, а там четыре счетчика. Который мой? Никак не пойму… Может, и раньше по чужому платила. И сколько там цифр прибавлять, брать?
– А как вот, называется… вот шнур, ну чем он кончается и всовывается в розетку?
– Вилка? – недоверчиво переспросила. – Не вилка, а штепсель, раньше так говорили.
– Я хожу в синагогу с покрытой головой и в головном уборе, у нас их две – католическая и православная.
У отца первая жена была русская, я родился от второй. А еще у него было два брата и две сестры, но только он один не был евреем. Когда я вырос, мама сказала, что я еврей, сам я до этого не догадывался.
А когда у мамы родился внук, его окрестили еврейским именем…
Высокий и красивый мальчик говорил уверенно, словно заучено, грешным делом, было, подумал – уж не Жванецкого ли репетирует?
Да нет, увы, увы, отец тяжело вздохнул: «С этим мы живем…»
Сосед качается меж стен в коридоре к лифту, куда шагаю с лыжами. Неожиданно трезво взглянул и посочувствовал искренне:
– Спортом занимаешься? А жизнь-то мимо проходит.
«Может «скорая» у подъезда опять ко мне? – Старик возвращается из магазина. – А меня нет дома…»
– А? Дежурю. Первый день сегодня. Да. А я не узнала спервоначала тебя. Аха, аха… Да… Миша, ты на меня еще сердишься? Отлегло от сердца, позвонил раз? Отлегло, говорю, от сердца у тебя, раз позвонил мне? Нет? Не простил? А я бы тебе простила. Сердце мое бы простило. Болит? У тебя болит сердце? Миша, ну с кем не бывает, может это быть в жизни?
Ну приди, отлупи меня. Отлупи, говорю, приди…
Я очень даже хочу! Неужели уж нельзя. Заступится?
Нет, нет, Миша, я его и знать больше не хочу… Миша, приходи ко мне, я до утра буду дежурить… Да что неудобно, приходи. Что ты боишься? Я не боюсь, а ты боишься… Ну что ты говоришь, какая я законная…
Мы не регистрировались… Не регистрировались, говорю… Люди годами живут, а тут месяц какой-то… Да, да. Завтра в восемь приду домой. Нет, лучше приходи сегодня, а? Миша, ну неужели нельзя сделать, чтобы мы были вместе? Нужно только твое согласие.
Придешь сегодня? Ало, ало, Миша! Миша!.. Ду-урак, бросил трубку.
Да, с кем н е б ы в а ет.
Чужие интересы
– Встретился мне тут писатель один. Кто? Неважно.