Усилитель. Трижды воскресший

Урусов Алексей

– Ты заметил, что передавая книгу, князь сказал, что просит её принять. Подарком он её не назвал? – спросила меня Татьяна.

Я отрицательно покачал головой: на такие тонкости в речи князя я внимания не обратил, да и слишком был взволнован всем происходившим на празднике и последующими подарками, которые князь дарил уже мне.

– Дело в том, что эта книга принадлежала моей семье. Она старинная, очень древняя, редкая и передавалась из поколения в поколение. В ней есть пометки рукой моей прабабушки, бабушки и мамы. А в конце целые страницы вшиты с их записями. Я училась, в том числе и по этой книге. Я была уверена, что книга, как и вся семейная библиотека, сгорела, когда в нашем доме случился пожар и все мои близкие погибли. Видимо незадолго до пожара мама кому-то дала её почитать, и книга уцелела, а люди князя смогли её разыскать. Не представляю, сколько усилий нужно было потратить на поиски! И я искренне признательна князю: у меня почти ничего не осталось из вещей, которые напоминали бы мне о моей семье; всё сгорело.

***

Вечером

того же дня, после того, как мы с мальчишками помогали дяде Толе разводить коней по стойлам, чистить их и расчёсывать, насыпать в кормушки еды и наливать воды, я решил задать ему вопросы о его происхождении.

– Мой род – Губкины, боковая ветвь Шуйских. Долгое время Шуйские были одним из наиболее влиятельных княжеских родов России, а порой – и самым влиятельным, и не просто претендовали на царскую власть, а Василий Шуйский, в середине прошлого тысячелетия, с 1606 по 1610 годы даже был русским царём. Но такие попытки овладеть верховной властью, противоборство с другими крупными родами и группировками, активное участие в дворцовых интригах, всегда приводят к открытой или скрытой враждебности с другими кланами и, как следствие, большим потерям в людях. А когда на трон взошли – тем более: когда ты при власти, против тебя объединяются все, кто чем-то недоволен, в стремлении скинуть правящий род. На время они забывают о разборках между собой, и выстоять против такого объединённого наката очень тяжело. В политике всегда так. Потом, если противники действующей власти побеждают, они начинают грызться уже между собой и обычно те, кто больше всех приложил руку к свержению правившей династии, следующими идут на заклание: в ходе борьбы они же понесли гораздо большие потери чем те, кто сидел в сторонке и тихонько потявкивал на власть. Не зря говорят: революция всегда пожирает собственных детей. Так и Шуйские: вначале несли потери в войне за трон, потом отбивались от наката со стороны противников. И постепенно род угас, не оставив потомков. Некоторые из Шуйских ещё до этих событий семьями выезжали в Польшу и вот там Шуйские, утратив княжеское достоинство, уцелели. А когда в Польше совсем уж нагло стали ограничивать православие, многие русские стали возвращаться. Так вернулись и мои предки, – вот в принципе, если коротко о моём происхождении.

– Дядя Толя, а почему ты в монастыре? Ты же был офицером, когда сражался в пограничном конфликте? У тебя же раны оттуда? – вновь задал вопрос я.

– Да, оттуда. И, во-первых, спасибо, что подлечил меня. Не только на сеансах у отца Игнатия. Я же чувствую, как ты иногда мне колено править начинаешь.

– Я только с благословения отца Игнатия или матушки Юлианы. Сам бы я не посмел.

– А со службой у меня не сложилось. Роту, которой я командовал, отправили в бой без разведки и поддержки, я пытался возражать, но приказ есть приказ, командование дало прямое распоряжение, да ещё и намекнув, что я, якобы, трус. В результате неподготовленной атаки мы попали под фланговый огонь и налёт вражеских беспилотников, много моих солдат погибло, а я сгоряча высказал руководству всё, что думаю, ну, и конкретно одного, самого крикливого полковника покритиковал, что его в госпиталь отправили. Ну, какая после этого служба – от трибунала меня спасло только общее ходатайство суда офицерской чести. Но служить, конечно, не оставили, да если бы и оставляли, сил и нервов у меня не было уже. На фоне такой ситуации отношения с родом, и до этого не очень блестящие, испортились окончательно, и я из него вышел. Вот так я и оказался здесь. И сейчас мне порой мои солдаты снятся, особенно, кого не уберёг. Так и стоят молчаливо шеренгами.

***

И опять, как и месяц назад, монастырь готовился встречать знатных гостей. В кабинете игуменьи кипело обсуждение предложения, поступившего от князя Дархана Окинова и купца Алексея Перлова: они просили передать Андрея Первозванова из приюта в опекунство в семью младшего сына купца.

В монастыре благожелательно относились к возможности передачи воспитанников из приюта, пусть и в приёмную, но всё-таки семью, и охотно давали согласие на усыновление, удочерение или на передачу в опекунство – да и дети всегда были рады обрести семью. Но в данном случае, как это часто и бывало, все проблемы крылись в деталях: смогут ли новые опекуны обеспечить не только школьное образование, но и дополнительное изучение языков и физические тренировки Андрея? Ребёнок развивался настолько стремительно, что база, имевшаяся в монастырском приюте, уже не могла соответствовать его прогрессу. Но есть ли необходимые ресурсы у потенциальных опекунов? Беспокоило и возможное увеличение числа тех, кто посвящён в тайну медицинских умений Андрея – за высокими стенами монастыря и человека спрятать и сохранить секреты было проще, чем в миру. Проверено сотнями лет практики: не зря низложенные царицы, неугодные боярыни и смутьяны из числа знати, и много ещё кто традиционно рассылались по дальним монастырям. Вопросы, возникавшие в ходе обсуждения, сестра Татьяна вносила в список, чтобы ничего не забыть и по каждому пункту отдельно проговаривались наиболее важные моменты. После того, как, казалось, всё обсудили, пригласили Андрея.

***

За последнее время я привык, что чуть ли не каждую неделю тётя Таня вела меня к игуменье или отцу Игнатию и там решались какие-то важные вопросы. Однако в этот раз меня с порога огорошили известием, что семья Геннадия Алексеевича Перлова, младшего сына уже известного мне купца, хочет взять меня под опеку.

Игуменья

Юлиана рассказала, что идея – как лучше устроить мою судьбу – исходила от бурятского князя Окинова, который обсуждал его со старшим Перловым. Они считают, что такой вариант наиболее для меня подходит, так как семья младшего из Перловых живёт во Владимире, и я смогу в выходные посещать монастырь и встречаться с приютскими ребятами. К тому же, в его семье четверо детей и мы будем учиться в одном лицее, и так мне проще будет адаптироваться. Есть у них и условия для занятий спортом. Матушка Юлиана долго и подробно рассказывала мне о том, как будет организована моя жизнь, если я перееду в купеческий особняк из приюта. Я кивал, хотя понятия не имел о том, как это вообще – жить не в приютском общежитии: мне по-другому не приходилось. Ну, на выездных соревнованиях в гостинице – это понятно; но, по сути – это такое же общежитие, как и в приюте. Поездки на фестивали реконструкторов – та же общая комната, но только в виде палатки. Месяц во дворце князя Окинова – ну, так он князь, вот и живёт во дворце, у него и не должно быть, как у простолюдинов, а мне комната в его дворце напоминала гостиницу – я-то там был временно, на время лечения. Вопросы роились в моей голове: а едят они вместе? А уроки делают? А комнаты – у каждого своя, или тоже по несколько человек в одной комнате живут?

Видимо, задумчивость была написана на моём лице, и матушка Юлиана сказала: – Да ты спрашивай, не стесняйся. Что мы знаем, – расскажем. А если ответов у нас нет, то завтра, когда гости приедут, мы у них поинтересуемся, всё расспросим.

– А они хорошие? – задал я главный вопрос, который меня мучал больше всего.

– Если они тебе не понравятся, ты нам скажешь, и никуда не поедешь. Если ты согласишься поехать и пожив там, передумаешь, то вернёшься назад – игуменья говорила, глядя мне в глаза; – что бы ни случилось в твоей жизни, в каком бы возрасте это ни было, ты всегда должен помнить, что у тебя есть дом, твой дом. Где тебе рады всегда, куда ты можешь приехать в любое время и всегда тебя примут – это наш монастырь.

***

Приехавших гостей представлять было не нужно – все хорошо были знакомы по прошлому посещению, а младший сын купца – Геннадий Перлов и его жена Оксана с игуменьей тоже пересекались, так как, живя во Владимире, за предыдущие годы многократно бывали в монастыре.

В этот раз с князем Окиновым прилетел не только его сын Галсан, но и Мушен. Как и просил князь, они вначале с игуменьей и отцом Игнатием прошли на приватную беседу, а для остальных гостей в это время устроили чаепитие и небольшую экскурсию по монастырю. Но перед тем, как уйти с игуменьей и отцом Игнатием, князь Окинов подошёл к группе встречающих, приветливо кивнул и поздоровался с сестрой Татьяной, пожал руку Анатолию Дмитриевичу, потом присел перед Андреем, и, потрепав его по голове, тихо сказал: – Всё будет хорошо!

Заняв место в одном из кресел в кабинете игуменьи, князь поднял глаза на собеседников: – Не надеялся, что всего за один месяц беда, пришедшая в мой дом, исчезнет. Для всего рода и всех близких болезнь нашей Звёздочки была предметом постоянной печали и её благополучное излечение иначе как чудом назвать нельзя. Перед отлётом я встречался с нашими пастырями и сообщил им, что принял обет и на средства моего рода в Бурятии будет воздвигнут храм. Сейчас епархия определяет, какому святому его посвятить и где строить. Для вашего монастыря, досточтимая матушка, я бы хотел сделать вклад.

Князь достал из кармана пиджака небольшой конверт, и положил его на стол: – Душа радуется, видя, как благоустроен ваш монастырь, и буду горд, что наш род поучаствует в этом богоугодном деле.

Матушка Юлиана согласно кивнула: – Помогай Господь.

Ещё с полчаса порасспрашивав князя о проходившем лечении и нынешнем самочувствии Мушен, они присоединились к прогулке, а затем все вместе прошли в комнату для совещаний.

***

Приезд в монастырь Мушен меня порадовал – за месяц пребывания в Бурятии, не смотря на разницу в возрасте, я успел сдружиться с нею. Она сразу же налетела на меня с вопросами: продолжаю ли я заниматься бурятским языком, насколько сильный акцент у меня сейчас и не становится ли он сильнее без практики, что нового я выучил? Попытки Галсана урезонить её любопытство успехом не увенчались: она сыпала бурятскими поговорками, рассказывала фрагменты из сказок и читала коротенькие стихи. Пока мы гуляли по монастырю, я зеленым зрением посмотрел её, и с радостью отметил, что в её голове нет ничего, что бы напоминало о существовании в прошлом серого пятна: от него не осталось и следа.

На прогулке я старательно присматривался к возможным опекунам – и Геннадий Алексеевич и его жена Оксана Евгеньевна производили впечатление спокойных, уравновешенных и уверенных в себе людей. Было видно, что они искренне привязаны друг к другу – ходили они вместе, часто негромко переговаривались или перешёптывались, и улыбались при общении. Дядя Гена по возрасту и росту был примерно как дядя Толя, но вот телосложение имел более крупное – этим он, скорее всего, пошёл в своего отца, который тоже худобой не отличался. Под стать ему была и Оксана,– немного полноватая, хотя, скорее, дородная, с коротким вздёрнутым носиком на почти круглом лице, с длинной косой, свёрнутой и уложенной под платок. У нас в приюте была девочка, Маринка, которая имела похожую внешность – отличалась она незлобивым характером, была хохотушкой, любила компании и всегда готова была подключиться, если у кого-то возникали проблемы. Не факт, что у Оксаны такой же хороший характер, но похожесть с добродушной Маринкой настраивала меня на то, чтобы согласиться жить в их семье.