Усилитель. Трижды воскресший
Шрифт:
На третий день я понял, что все мои попытки улучшить состояние Звёздочки, успеха не имеют: кокон из света, которым я окутывал больное место, с каждым разом я формировал всё быстрее, но вот продержаться он мог с полчаса, может чуть больше. Создавалось впечатление, что серое пятно, поселившееся в голове Мушен, давит на кокон изнутри и разрушает его. Мне казалось, что я даже замечаю, как после создания кокона, серая зона начинает вибрировать и пульсировать, чтобы скинуть с себя оболочку из света. Вот и сегодня, уже в третий раз за день, я в напряжении сформировал и усилил кокон, но понимал, что и он развеется очень скоро, а на большее сил у меня не было. Было обидно, досадно, жалко Мушен, доверчиво смотревшую на меня и терпеливо лежавшую на кровати, пока мои руки плавали над её головой.
Повернувшись в сторону Татьяны и врача, я тихо сказал: – На сегодня всё. Но результат такой же.
Я расстроенный встал и пошёл на выход. Сестра Татьяна немного
Рядом присела сестра Татьяна и приобняла меня. Я был благодарен ей за молчание – ей я рассказывал, что у меня не получается лечение и советы, какие она могла мне дать, она высказала накануне. Проплакав несколько минут, я встал, вытер слёзы и вместе с Татьяной мы пошли в наши комнаты во дворце. По дороге Татьяна предложила мне съездить в город и поставить свечку святителю Пантелеймону – покровителю врачей, военных и моряков.
– Помнишь, того раненого офицера из морской пехоты? – спросила она. Я кивнул головой, и она продолжила: – Вот он как раз святому Пантелеймону молился, он попросил, и родственники в палату его икону привезли.
Поездку удалось организовать быстро – по распоряжению Галсана нам выделили большой внедорожник, где, помимо меня, Татьяны и Анатолия, разместились ещё и охранники.
– И по городу прокатитесь, посмотрите достопримечательности, погуляйте – напутствовал нас Галсан.
Поездка в Успенский собор и по городу позволила мне развеяться и сбросить напряжение, которое копилось из-за неудач в лечении. Вернувшись, мы поужинали и я отправился к себе.
***
Конец июля – начало августа в Бурятии выдалось жарким и сплит-системы во дворце гудели весь день, создавая прохладу. В своих покоях я их почти не включал, предпочитая на ночь открывать окно для проветривания – дворец с трёх сторон был окружён большим парком, на окраинах которого шумели тополя, а ближе к дворцу были посажены сосны, голубые ели и кедры, и иногда ветерок пригонял в мои комнаты даже хвойные запахи. Западнее дворцового комплекса находилось озеро, рядом с которым брал начало небольшой ручей, впадавший в реку Уда. Я за первые пару дней неплохо изучил территорию дворцового комплекса, так как утром на зарядке полностью пробегал её по кругу, петляя по тропинкам парка и обегая озеро.
В первый день после прибытия мы выходили к озеру, чтобы полюбоваться на закат, но сегодня у меня не было настроения предаваться созерцанию, и, почитав перед сном бурятские сказки, я лёг спать.
Как иногда у меня бывало, я не рассчитал с одеялом – под ним было жарко, ночью я его с себя сбросил и стал замерзать. Свернувшись калачиком, я сквозь сон слышал, как скрипнула дверь, и по тихим осторожным шагам я понял, что пришла мама.
– Мамочка, я так скучаю, а ты редко приходишь.
Я почувствовал, как она погладила моё плечо и аккуратно накинула на меня простынь. Мама наклонилась ко мне, поцеловала в лоб и провела рукой по волосам.
– Вот же, пришла. Замёрз, сыночек?
– Под одеялом стало жарко, я его скинул и замёрз.
– Я тебя укутала простынкой, и ещё одной, и пододеяльником. Будет и не жарко и не холодно. Спи, сынок.
***
Сигнал будильника был неожиданным – после перелёта организм ещё не привык к другой часовой зоне и просыпался я с трудом. Но сегодня я быстро подскочил на кровати, оглядываясь по сторонам – мама же здесь! Но комната была пуста, на кровати где я спал, кроме одеяла не было ничего – ни дополнительной простыни, ни пододеяльника. Сев на диван в гостиной, я тихо заплакал, поняв, что мама, как и всегда прежде, приходила во сне. Но даже за сон я цеплялся, сколько мог, пытаясь удержать в памяти её образ, запах её волос и ощущения от её ласкового поглаживания, но сон медленно и неумолимо убегал от меня, пока не исчез полностью.
Умывшись в ванной и надев спортивный костюм, я выбежал на зарядку, стараясь заполнить голову повторением бурятской грамматики. Но ночной сон не шёл из головы: – Вместо толстого одеялка – простынь, пододеяльник и простынь. Простынь, пододеяльник и простынь! Пододеяльник и простынь…
Я остановился как вкопанный, едва не упав, так как затормозил слишком быстро от поразившей меня мысли: – Вместо одного толстого – несколько тонких!
Закончил пробежку я около конюшни, где меня уже ждал дядя Толя. В первые дни после прилёта нам устроили «экскурсию» в конюшню и выделили по лошади, и мы каждый день за ними ухаживали – чистили,
Больше всего я общался с Галсаном, и только с ним мы обсуждали ход лечения, хотя пока никакого «хода» не было – создаваемый мной световой кокон не справлялся с опухолью.
***
Когда после завтрака мы с тётей Таней шли в лечебницу, я сказал, что попробую сегодня сделать многослойный кокон. Придя, я поздоровался с Мушен, несколько минут поговорил с нею, и, расположившись около её головы, начал формировать кокон. Только сегодня я пытался напитать его светом по минимуму, и сделать так, чтобы он был сплошной и тонкий, как луковая шелуха или крыло стрекозы. Несколько раз я не успевал закончить формирование кокона, и он развеивался, иногда кокон получался неравномерным и в тонких местах прорывался, но позанимавшись с полчаса, я, наконец, смог создать сплошной тонкий кокон, который посчитал подходящим. Я стал делать второй, накладывая его поверх первого, и он получился ещё тоньше, потом следующий, потом ещё и ещё. У меня не было уверенности, что такой многослойный кокон лучше того, что я делал раньше, но нужно было искать какие-то способы закрыть и «подавить» серое пятно, не давая ему «дышать», и других идей у меня не было, и ни тётя Таня, ни семейный княжеский врач, тоже ничего не могли посоветовать. Потратив в общей сложности более часа и уже ощущая дрожь в пальцах, я решил остаться в клинике, чтобы понаблюдать, как долго сможет продержаться многослойный кокон. Мы с Татьяной прошли в комнату отдыха, где она заварила чай, оставив Мушен на попечение медицинской сестры. Попив чай со сладкими печеньками с кунжутом, и выждав до получаса, я заглянул к Мушен и обрадовался – раньше за это время кокон почти полностью развеивался, сейчас же исчезло меньше четверти слоёв, а ещё три четверти сохранились, плотно облегая серую зону. Через полтора часа я вновь вернулся к Мушен, успевшей за это время поесть и сходить на прогулку, и убедился, что несколько слоёв кокона ещё осталось. Я начал формировать и набрасывать новые слои. Работа шла споро, сейчас на каждый слой я тратил меньше времени, чем утром, но и сил у меня уже было меньше, поэтому смог создать меньшее количество слоёв, чем в первый раз. Погуляв и немного помахав саблей, мы вместе с дядей Толей сходили на обед, я вернулся в клинику и вновь начал подпитывать кокон. Потом провёл ещё один сеанс ближе к вечеру.
***
Общий завтрак в резиденции бурятского князя был незыблемой и свято соблюдаемой традицией – князь и большинство взрослых мужчин и женщин ранним утром уезжали на работу и обедали в городе, а возвращались вечером в разное время. Зачастую сам князь приезжал во дворец за полночь – разница во времени между Бурятией и Москвой составляла пять часов, и зачастую князь не мог себе позволить уезжать с работы, когда в столице империи рабочий день ещё не закончился. Поэтому единственным способом собраться всем вместе был ежедневный общий завтрак.
Для нас за столом выделили почётные места – по правую руку от князя, напротив мест его сыновей и невесток. Обсуждать серьёзные вопросы за завтраком было не принято, – если о предстоящих делах и говорили, то коротко и доброжелательно.
Сегодня, сразу после завтрака, князь пригласил нашу тройку к себе в кабинет.
– Врач мне сообщил, что вчера Мушен порадовала его известием, что в течение всего дня у неё ни разу не болела голова. Это результат воздействия? Какие-то перспективы понятны? – обратился он к нам.