Усиливая Боль/Советчики
Шрифт:
Сознание Кати расплывается по ярко освещенному пространству торгового центра, уносится на эскалаторы, в примерочные, в закусочные, на прилавки, в витрины, в туалеты. Растекается по рекламным слоганам, по недовольным физиономиям примеряющих платья откровенно жирных девушек, по серым лицам продавцов в магазине колготок, по бодрым движениям лиц сомнительной национальности, снующих по Centro, по жующим бургеры и блины семьям и нищим или просто сумасшедшим, методично собирающим объедки со столов ресторанного дворика.
Обнаружив у себя в руках три бумажных пакета с вещами, Катя понимает, что пора уходить. По дороге к выходу она замирает, и в ее сознании ярко всплывает ассоциация с одним из
Она помнит ту себя и поражается тому, как она умудрилась довести себя до такого истощения, чтобы рухнуть в обморок по приходу домой вечером. Она помнит слишком долгие вечера и слишком короткие ночи.
Она стоит, сжав в руке наполовину опустошенный за вечер пузырек «ново-пассита» и не понимает, что делать дальше, потому что она уже должна была уснуть, но вместо этого стоит на кухне, смотрит в окно, а все ее тело трясет, и она хочет выпрыгнуть из самой себя, и ей не видно ничего, кроме полосы света на крыше небоскреба, контрастирующего с невысокими типовыми зданиями и какими-то низкими техническими постройками вдалеке. Она ложится спать в четыре ночи, и в ее голове гудят слова, цифры, знаки, и спокойная речь директора, ставящего ей задачи, кажется ей гласом из ада, и она просыпается уже спустя полчаса от этого странного, спокойного, голоса, ни слова из произносимого которым она не может разобрать.
Она сидит до половины пятого, и завтра у нее сделка, которую нельзя сдвинуть или отложить, и никто больше не разбирается в этих документах, и у нее начинается приступ паники, потому что ее мозг сам по себе требует сна и покоя, и она ощущает слабость в руках и ногах, но где-то в груди у нее горячий стержень затвердевшей воли, и она не может лечь и продолжает работать, но паника все сильнее, и она закрывает ноутбук и выходит на балкон, но воздуха все равно не хватает, и она хочет кому-то позвонить, но не знает кому, или просто некому.
Она находила с тех пор кого-то, кто пытался стать к ней ближе, но так и не нашла, и все, что ей оставалось – следовать бесхребетному, пустому совету знакомой «Крепись, будет и на нашей улице праздник». Она помнит, как в тот период иногда также замирала от того, что переставала понимать, что с ней происходит, теряла ощущение реальности, и чаще всего это происходило в таких массивных помещениях, как «Галерея». Все вокруг становилось мешаниной из цветов, звуков, ограниченного пространства, подвижных объектов, и в какой-то момент даже страх от осознания того, что мир вокруг стал чужим, незнакомым, перестал ее донимать, потому что переросшая саму ее усталость принесла безбрежную апатию, и искать выход иногда совершенно не хотелось.
«Связной», «Антиквариат»…
Улица встречает ее другими вывесками, шумом и все той же вонью. Она старается как можно быстрее пройти в метро, потому что желания продолжать какую-либо деятельность в центре у нее не было и не появилось. Сравнивая свое состояние тогда, в период повышенной интенсивности труда, и сейчас, когда она может отложить на завтра даже то, что нужно было сделать вчера, Катя не совсем понимает, стоило ли оно того. Но ей кажется, что сам факт того, что она пережила этот период и выстояла, значит немало.
«Курсы иностранных языков», «Профессиональная чистка зубов», «Новый SNICKERS-Миндаль», «Петербургская недвижимость», «10 лет OBI», «Поверьте своим глазам»…
На нее несутся рекламные плакаты, установленные вдоль эскалатора, и каждый из них проходит сквозь
В метро внимание Кати привлекает худая девушка в черном платье, с пугающе темными глазами, в черных балетках не по погоде. Она говорит вроде как со случайно встретившимся парнем, и когда он выходит из вагона, выражение ее лица показывает, будто она съела что-то неимоверное кислое. Она держит в руках крутку, из внутренней части которой торчат огромные ярлыки, которые явно ей мешают, но отрезать которые она почему-то не решается.
Напротив Кати встает парень в расстегнутой кожаной куртке, и на его футболке ярко-кислотными буквами выведена надпись « Diabolus Est In Details». Катя пожимает плечами и закрывает глаза. Принимает спящий вид и ждет объявления ««Парк Победы», следующая станция «Московская»»
За одну остановку ее отвлекает болтовня двух мужских голосов.
«Да посмотрел в зеркало с утра, так ощущение, что за ночь постарел»
«Так это потому что не пьешь ни хрена, вот и стареешь»
«Ну, наверное. Давно уже так»
«Организм нужно проспиртовывать, тогда он и сохраняется лучше»
«Как в Кунсткамере уроды?»
Смех.
Катя открывает глаза и смотрит на обладателей голосов. На них дешевая китайская одежда уже потрепанного, переношенного вида, сильно потертая обувь того же пошиба, они не причесаны и не очень приятно пахнут, и у них на плечах по большой типовой черной текстильной сумке не первого года свежести. Кате кажется, что эти двое уже достаточно проспиртовали себя, и уровень их жизни этому вполне соответствует.
Странное ощущение возбуждения, которое растет в Кате, когда она закрывает случайно вылезшую страницу порносайта, не хочет покидать ее и когда она думает о работе, и о том, что ей некуда пойти сегодня. Не покидает, когда она включает на мизерной громкости музыку и запускает «экзист». Она сдается, находит в истории этот сайт и, покопавшись в записях, решает включить что-нибудь спокойное, без извращений. Включает запись, где парень методично вылизывает промежность брюнетки, после чего ставит ее на четвереньки и жестко имеет в течении нескольких минут под наигранные стоны, типовые «Oh my god, yes…» и периодическое хлюпанье. Катя смотрит на это с сомнением, но небольшое возбуждение это все-таки вызывает, и она расстегивает халат и поглаживает себя по соскам, когда парень начинает мять обильные груди своей партнерши. Но когда он вытягивает член и переставляет его в анальное отверстие девушки и делает это даже слишком легко и непринужденно, Катя выключает запись. Ее терзают неприятные ассоциации с одним парнем, который как-то раз практически силой смазал ей задний проход и вставил в него свой немаленький член, чем принес обильные болевые ощущения и перечеркнул экстаз от мастерски и очень чувственно сделанного кунилингуса, после чего и был предан анафеме.