Усиливая Боль/Советчики
Шрифт:
– Тебе че, курица, «поворотники» показывать религия не позволяет? Щас бы стояли оформлялись, дура!
Кате горько и неприятно выслушивать это, и она хотела бы ответить, но интернет научил ее, что в конфликтных ситуациях ни в коем случае нельзя идти на поводу у неадекватного водителя, и, несмотря на то, что она девочка, и ей не должно достаться физического насилия, она ничего не отвечает и не смотрит в сторону «киа». Дожидается-таки, пока впередистоящий начинает движение и едет дальше.
Заезжает с Металлистов во дворы и оказывается на улице Коврюка. Бежит к дому и поднимается наверх, стараясь
– Привет, теть Дашь. Как дела?
– Ты мне лучше расскажи, куда так торопишься? Жениха что ль нового везешь?
– Блин, ну ты даешь, - изображает смех. – Не, нервишки надо успокоить, ну очень тяжелая неделя была. Может, ты все-таки поедешь?
– Нет, милая, у меня завтра с утра делов не переделать, да и настроения нету.
Ключи ложатся Кате в руку, и она ощущает, насколько они нагрелись в ладони тети Даши.
– Ты прости, что я так резко, я…
Катя надеется, что собеседница прервет ее своим обычным «не говори глупостей, тебе всегда пожалуйста», но ничего такого не происходит, и Катя делает беспомощный вид.
– Позвони, как доедешь.
– Ну, если со связью проблем не будет.
– Позвони, Катя, - более строгим голосом.
– Хорошо, построю вышку, если не будет ловить, - добродушно отвечает Катя.
Обнимает тетю Дашу – крепко, искренне, проникнувшись ее волнением.
– Спасибо тебе. Ты самая хорошая.
– А ты самая взбалмошная. Когда ж ты замуж выйдешь. Не забудь на ночь обогреватель включить.
Сев в машину, Катя кладет ключи на пассажирское сиденье, пытается снова отдышаться и, замерев на секунду, начинает рыдать. Сама не понимая, почему, она плачет, и в ее голове перемежаются слова и лицо тети Даши, тексты писем, предложение Яковлева, цифры номера Ромы, лицо отца…
Доехав до первого светофора, она открывает бардачок и извлекает из-под дорожного атласа припрятанную на случай конца света плитку «милка» с фундуком. Поспешно открывает и, невнятно пробубнив «фитнес, сука, фитнес», откусывает сразу три кусочка плитки. Включает первую. Уходит со светофора первой.
Ночью Катю знобит. Она не может уснуть и то стоит у окна, пытаясь всмотреться в непроглядную темень, то спускается на первый этаж, пьет апельсиновый сок, взятый с прочими съестными мелочами в «Ленте» по дороге, то выходит на улицу, чтобы прочистить легкие загородным воздухом и насладиться отсутствием привычного ей постоянного гудения и рокота ночного города. Она прикидывает, сколько сможет пробыть здесь и обнаруживает, что у нее не скопилось никаких важных дел или обязательств. А потому можно сидеть на даче все выходные. Ноутбук она с собой не взяла, а потому долгое и упорное сидение в интернете ей не грозит. Она ощущает дикую усталость при одной только мысли о том режиме, в котором провела неделю и кажется самой себе сумасшедшей. Обещает себе связаться с Ромой, как только вернется. Или не связаться принципиально, вот только почему – не понимает. Мысли в ее голове начинают скручиваться в спирали и обращаться сами в себя, и это означает, что настала пора спать. Выпивает, на всякий случай – если легкий озноб, все
На этот раз – успешно.
Девушка идет по улице и плачет. Стирает кровь, брызнувшую ей на лицо, когда она воткнула нож прямо в мошонку мужика, которому делала минет. Она так хотела, чтобы перед смертью ему было веселее, что даже позволила себе попробовать на вкус его грязный отросток, а этот недоносок схватил ее за волосы и начал впихивать его прямо ей в глотку, и у нее не оставалось выбора. Ей нечем было прополоскать рот, и она была вынуждена отсосать для этого немного крови из его остывающего тела, предварительно перерезав ему горло, хотя он уже умирал в тот момент от других ранений.
Девушка понимает, что ошибкой было пытаться дать мужчине хоть что-то, кроме обязательств и приказов. Но плачет не поэтому, и даже не потому, что теперь у нее во рту главенствует привкус крови. Она плачет, потому что никто ее не любит такой, какая она есть – по крайней мере, ей так кажется. Она плачет, потому что этот мир слишком жесток, и ей даже в страшном сне не удастся соответствовать его истинной жестокости. Она думает о том, как это несправедливо – применять к ней хоть немного грубой силы, ведь она – нежное создание, и создана для любви и ласки, и только это должно приличествовать каждому, кто имеет право к ней прикоснуться.
Она думает о том, что все, чью жизнь она прервала, были достойны гораздо более страшной смерти, потому что не способны в этой жизни ни на что, кроме как засунуть свой вонючий член в нежное тело женщины, а потом еще и бросить ее ради какой-нибудь твари в самый ужасный момент. Думает, как низки и уродливы все те, кто гордо зовет себя мужчинами, мужиками, парнями. Вытягивает из кармана снятую с трупа пачку «мальборо», обнаруживает в ней зажигалку и решает закурить.
Ей жутко больно от несправедливости этого мира.
Утро переносит Катю в мир, лишь отдаленно напоминающий привычный. Смазанные краски и спутанные формы врезаются в ее сознание, когда она открывает глаза. Меняются меду собой. Стабилизируются. Она щупает горло, оценивает самочувствие и понимает, что не заболела, но и не совсем в идеальном состоянии. в любом случае, посмотрев в окно, она ощущает себя не в своей тарелке, но это ей даже нравится, и она позволяет своему рассудку выйти в свободное плавание в этом мире беспечности, длительность существования которого ограничена выходными.
В этом ее потоке сознания умещаются легкий завтрак; катание в течении пары часов на велосипеде по садоводству и редкому лесу; побег в дом от дождя, начавшегося как-то совершенно внезапно; просмотр с «айфона» «Информаторов», рекомендованных когда-то ее хорошим знакомым-интеллектуалом - читай наркоманом, - Володей; редкое курение «нирдоша»; прогулка по местности после дождя в дачных куртке и сапогах на пару размеров больше, чем нужно. Заканчивается все это попыткой уснуть, но, несмотря на спокойно – если не сказать - в прострации, - проведенный день, уснуть удается не лучше, чем вчера.