Усиливая Боль/Советчики
Шрифт:
В метро все также неуютно, и Катя, уже вытершая лицо салфетками и взявшая себя в руки, пытается как можно осторожнее смотреть по сторонам, чтобы не привлечь чьего-либо взгляда. Слоган на рекламном плакате ксамиола заставляет ее непроизвольно улыбнуться. «Всего четыре недели от знакомства в интернете до свидания вживую». Если после недели знакомства в интернете не произошло знакомства настоящего, то дело труба, думает Катя. Впрочем, осекается она, если оценить внешность девушки на плакате – а это истинная ведьма, рекламная улыбка которой не помогает вовсе, - то можно понять, что даже обычное приглашение на свидание спустя целый месяц бессмысленной болтовни в месседжерах для нее – манна небесная. И дело
Катю раздражает то, что совсем рядом с ней стоят и громко болтают на своем языке трое кавказцев. Или азиатов – ей не очень понятно, но суть остается прежней. Заодно ее раздражают черепа на черных балетках сидящей на скамейке девушки. И череп, изображенный на рюкзаке в ее руках. И то, что она сидит, а Катя, уставшая от всего на свете, должна стоять. А Катя действительно устала, потому что не высыпается уже которую неделю, не может уснуть раньше полуночи, а в выходные не может выспаться, потому что, проснувшись с утра, обнаруживает, что сон как рукой сняло, и доспать часиков до двенадцати, а то и восемнадцати, как раньше, не выходит. Когда-то она радовалась тому, что ее никто не гонит с утра в субботу на фитнес и тренажеры, как это было при том ее парне, что занял наибольшую ячейку в ее жизни. Пыталась радоваться. Сейчас она готова была ради того, чтобы демонстративно, ради любимого поддерживать форму, встать хоть посреди ночи и рвануть в спортзал, а в выходной с утра – тем более, поскольку спать уже не удавалось. А делать это для себя ей хотелось в последние дни все меньше. И сейчас она не ощущает инициативу уж этим вечером точно пойти в спортзал столь стойкой, как когда-то.
Небо над Пионерской проясняется. В любом случае, думает Катя в автобусе, везущем ее в сторону офиса, во всем важно чувство меры. Рядом с дверью автобуса стоит девушка, и ее рука, держащаяся за поручень, являет собой упруго натянутую на кости кожу, а коричневые массивные ботинки смотрятся совершенно несуразно на тонких, как камыши, ногах, и плащ, неудачно затянутый выше пояса, только подчеркивает излишнюю худобу. Кате не нравится и это, причем даже в большей степени, чем скромный животик, который вырос за последнее время у нее.
Уже на пути в офис Катя ощущает, как в ее виски начинает биться пульс. Головная боль усиливается, когда в мобильнике соседки по офису начинает голосить Элеонора из «Русского Размера», вторя голосу солиста своим «звезда разлуки». Кате кажется, что человека с таким мерзким музыкальным вкусом следует лечить электричеством. Поработав час над оставленной со вчерашнего документацией и поймав на себя гневный, но молчаливый взгляд зачем-то заходившего бухгалтера, она лезет в сумочку и после недолгих поисков извлекает на свет божий упаковку «нурофена», выжимает из блистера две таблетки и кидает их в рот. Запивает остывшим кофе, поражаясь заодно тому, сколько мерзким стал его вкус. Выходит в туалет и там долго массирует руками и охлаждает водой лицо. Писает. Еще полчаса работает, и напряжение внутри нее все растет, и ей кажется, что должно произойти что-то, что окончательно ее сорвет, и она старается настроить себя на моральную готовность к этому.
– Кать, ты как?
С чего бы это ей приспичило интересоваться, думает Катя. Столь неожиданный вопрос тем более выглядит неожиданным из уст Олеси – не очень давно работающей в фирме девушки с русыми волосами и в круглых очках, безмерно раздражающей Катю своей вечной идиотской улыбкой, появляющейся по любому поводу – от «Мы подняли темпы продаж на посреднической почве» до «Завтра конец света, и мы все умрем». Сейчас, думает Катя, не глядя на вопрошающую, на ней эта улыбка должна висеть во всю ширину.
– А что?
– Ну, может, вчера что было
Катя оборачивается, уже приняв угрожающий вид, но ее немного обескураживает отсутствие на лице Олеси этой ее традиционной улыбки.
– В каком смысле?
– Ну, в смысле Яколева…
– Че? – Катя протягивает это настолько агрессивно, что Олеся отскакивает от нее, как от кипящего котла.
– Ну, он же вчера тебя на свидание звал…
– И что? Меня много кто зовет и много куда, это не значит, что я яшкаюсь со всеми подряд мудаками, особенно – такими, как Яковлев.
– То есть, тебя с ним не было вчера? – накаляет обстановку своим вопросом Люда – еще одна сотрудница-соседка Кати, женщина в возрасте глубоко за тридцать.
– Да вы вконец все свихнулись? – головная боль заставляет Катю дать выход искренним эмоциям.
– Господи, Кать, не нервничай ты так, ну ошиблись… - тушуется Олеся. – Ну, я подумала, вдруг ты что-то могла бы знать, нас просили сообщать, ну, и…
– Кто просил? – Катя в отчаянии подпирает голову рукой и смотрит прямо на Олесю.
– Ну, когда ты отходила, полчаса назад, заходил паренек из полиции, вроде как давал указания сообщать, если кто в курсе, и говорил, что, мол, еще зайдут, если понадобится всех опросить, - пожимает плечами Олеся.
– А что случилось-то?
– Яковлева ночью нашли в его «икс-трейле» мертвым, - комментирует Люда. – С перерезанным горлом. Жутко.
Катя медленно моргает и понимает, что перед глазами встала пелена. Махает головой.
– Ну, ты не переживай, лишнего никто не сболтнул, это мы так, между собой, вдруг кто… - Олеся пытается оправдаться, и ее прерывает рывок Кати вверх, с кресла.
Катя вскакивает и убегает из кабинета. Бежит снова в туалет. Ей трудно дышать. Она пытается понять, как возможно в реальности то, о чем ей только что сообщили и не понимает. Зато она понимает, что ей ни на чем не сосредоточиться, понимает, что ее рабочие ошибки произрастают отсюда же. Садится на пол рядом с дверью туалета. Накрывает лицо руками. Ей плевать, что подумают окружающие. По крайней мере, сейчас. Ей жутко от того, как все складывается в последние дни, и страх сковывает ее по рукам и ногам, заставляет уходить в себя. Ей плохо, хотя для того вроде и нет повода, никаких болезней, никаких сильных источников стресса. Месячные должны дать о себе знать не раньше, чем через неделю, хотя, вспоминает Катя, небольшое смещение цикла у нее уже было в том месяце, и она отдает этому должное, но это слишком мало объясняет. Возможно, бунтуют гормоны, думает она. Возможно, просто нервный срыв. Она не может понять, что внутри нее не так, но все ее внутреннее состояние напоминает огромный взбесившийся часовой механизм, шестеренки которого пошли вразнос, рассоединившись, но не перестав двигаться.
Понимает, что необходимо вернуться в кабинет, объяснить, при необходимости, свое поведение, хотя что тут объяснять – еще вчера вечером она послала человека куда подальше, а сегодня он уже мертв. Разумеется, это шок. Как бы ни был ей неприятен Яковлев, и какой бы мерзкой ни была вчерашняя его попытка подкатиться к ней, она никому никогда не желала зла – увечий, болезней, и, тем более, смерти. Да и не так уж плох был сам по себе этот эффективный менеджер.
В кабинете никто ни о чем не спрашивает. Все всё понимают. Через некоторое время взгляд ее приковывают заголовки статей, крупным шрифтом напечатанные на номере «Аргументов и Фактов», лежащем на соседнем столе.