Устремлённая в небо
Шрифт:
– Я все еще хочу сражаться, – сказала ФМ, шагая с высоко поднятой головой. – Если я хочу перемен, это вовсе не означает, что я позволю креллам уничтожить нас всех. Но ты хоть понимаешь, что делает наше общество, практически с самого рождения приучая детей идеализировать и прославлять войну? Почитать Первых Граждан как Святых? Нам следовало бы учить детей быть более заботливыми, более любознательными, учить их не только разрушать, но и строить.
Я пожала плечами. Легко было говорить такое, когда живешь в глубоких пещерах, где бомбы точно не убьют
Впрочем, пройди я с ней еще дальше до столовой, точно бы наткнулась на полицейских и нажила неприятностей. Хоть они и перестали каждый день сопровождать меня от самых дверей класса, я ни на миг не предполагала, будто это означает, что я могу пойти на ужин. Так что я попрощалась с ФМ, и она побежала вперед – догонять остальных.
Я направилась к выходу и по пути, сунув руку в рюкзак за водой, вспомнила, что оставила последнюю полную флягу под сиденьем в классе. Ну зашибись. Чувствуя, как возвращается усталость после тренировки, я поплелась обратно в класс.
Кобб включил в центре комнаты голограмму, изображавшую уменьшенное поле боя. Корабли размером с шарикоподшипник носились между обломками, за которыми тянулись хвосты огня и дыма. Плоские крелльские корабли размером не больше кадетского значка стреляли из крохотных деструкторов.
«Он пересматривает вчерашний бой, – поняла я. – Тот самый, где погибли Бим и Утро». Я и не знала, что бои записываются.
Я заметила свой корабль, нырнувший в битву. И снова ощутила тот всепоглощающий хаос и то напряжение, когда я наконец очутилась в реальном бою. Я почти что слышала взрывы. Обеспокоенный голос Киммалин. Собственное учащенное дыхание.
Ожидание и даже легкий страх нарастали во мне, пока я смотрела на бой – не в силах ничего изменить. Утро погибла снова на моих глазах.
У меня все сжалось внутри, но я не позволила себе отвернуться.
На голограмме мой корабль проскочил через идущий бой и подцепил хвост. Я нырнула за падающий обломок, использовав энергокопье для точного разворота, а потом проскочила между двумя другими крелльскими кораблями.
Кобб жестом остановил запись. Шагнул вперед, сосредоточившись на моем корабле, который застыл в воздухе посреди эффектного калейдоскопа из выстрелов деструкторов, падающих огненных полос и взрывающихся кораблей. Потом перемотал запись назад и проиграл ее заново, наблюдая за моим маневром.
– Я чуть сознание не потеряла, – сообщила я с порога. – Забыла отслеживать скорость и не успела выйти из поворота до того, как гравикомы отрубятся от перегрузки.
– И все-таки это был отличный маневр, – сказал Кобб. – Особенно для кадета. Замечательный, почти невероятный.
– Зараза лучше меня.
– Йорген – превосходный пилот с технической точки зрения, но он не ощущает полета так, как ты. Ты напоминаешь мне твоего отца.
Мне показалось,
Внезапно почувствовав неловкость, я прошла к своему имитатору и забрала фляжку. Кобб прокрутил оставшуюся часть боя, и я заставила себя смотреть, как мой корабль и корабль Бима гонятся за крелльским бомбардировщиком. Кобб снова остановил воспроизведение, когда от вражеского бомбардировщика оторвались четыре странных корабля охраны – те самые, которые мгновением позже собьют Бима.
– Что же это такое? – спросила я.
– Что-то новое. Они не меняли тактику уже десять лет. Почему изменили теперь? – Кобб сощурился. – Мы живы благодаря тому, что способны предсказать действия креллов. У тебя всегда есть преимущество, когда ты можешь предугадать, как собирается поступить твой враг. Не важно, насколько они опасны: если ты знаешь их следующий шаг, ты можешь противодействовать.
Эта мысль зацепила меня, и я поймала себя на том, что киваю.
Кобб выключил голограмму и похромал к столу.
– Вот, – сказал он, взяв какую-то коробку со стола и протянув ее мне. – Забыл отдать тебе раньше.
Личная рация?
– Обычно мы даем их только полноправным пилотам, которые в свободное время отправляются вниз, в Огненную. Но поскольку ты живешь за пределами базы, я решил, что тебе она тоже нужна. Держи ее при себе постоянно. В случае атаки креллов ты получишь предупреждение вместе со всеми.
Я посмотрела на устройство – прямоугольную коробочку размером, наверное, с наручный утяжелитель. Отец носил такой.
Кобб жестом велел мне уходить, а сам сел за стол и начал просматривать бумаги.
Но я задержалась – у меня вдруг возник вопрос.
– Кобб!
– Что?
– Почему вы не летаете с нами? Остальные инструкторы поднимаются в воздух вместе со своими кадетами.
Я приготовилась выслушать отповедь, но Кобб лишь похлопал себя по ноге:
– Старые раны, Юла. Старые раны.
Его сбили вскоре после Битвы за Альту. А когда он катапультировался, ему защемило ногу фонарем кабины.
– Но для полета нога не нужна.
– Некоторые раны, – тихо сказал Кобб, – не так очевидны, как скрюченная нога. Тебе было трудно сесть в кабину сегодня, после того как на твоих глазах погибли друзья? Попробуй сделать это после того, как сама собьешь одного из своих.
Меня словно холодной водой окатило. Он что, хочет сказать…
Он хочет сказать, что это он сбил моего отца?
Кобб поднял голову и посмотрел на меня:
– А кому еще, по-твоему, они могли это приказать, девочка? Я был его ведомым. Он вел – я следовал.
– Он не сбегал!
– Я был там. Он сбежал, Спенса. Он…
– Мой отец не был трусом!!!
Наши взгляды встретились, и Кобб второй раз за день отвел глаза.
– Что там произошло на самом деле, Кобб? – Я смотрела на него, сощурившись. – Почему они считают, что могут утверждать, будто я поступлю так же, просто из наблюдений за моим мозгом? Чего мне не говорят?