Утраченные иллюзии

Бальзак Оноре де

Люсьен, затаив дыхание, слушал речи Лусто: под влиянием откровений журналиста упала пелена с его глаз, он открыл литературные истины, о которых и не подозревал.

– Но ведь то, что ты сказал,- вскричал он,- умно и справедливо!

– А иначе разве можно было бы пробить брешь в книге Натана?-сказал Лусто.- Вот тебе, дружок, первая форма статей, предназначенных для разгрома произведения. Это критический таран. Но есть и другие формы! Всему обучишься. Когда тебе прикажут говорить о человеке, которого ты не любишь, а владелец газеты, в силу необходимости, принужден дать о нем отзыв, ты прибегнешь к тому, что мы называем редакционной статьей. В заголовке ставят название

книги, данной на отзыв; статью начинают общими фразами,- тут можно говорить о греках, о римлянах, а затем в конце сказать: "Эти соображения обязывают нас обсудить книгу такого-то, что и послужит темой второй нашей статьи". А эта вторая статья так и не появится. И вот книга задушена двумя обещаниями. В настоящем случае тебе надо написать статью не против Натана, но против Дориа; значит, требуется таран. Для хорошей книги таран безвреден, дурную книгу он пробьет до самой сердцевины; в первом случае он бьет только по издателю; во втором оказывает услугу публике. Эти формы литературной критики применяются также в критике политической.

Жестокий урок Этьена вскрыл все тайны журналистики, и впечатлительный Люсьен с удивительной ясностью понял сущность этого ремесла.

– Поедем в редакцию,- сказал Лусто,- мы там встретим наших друзей и условимся, как повести атаку против Натана; ты увидишь, они будут хохотать.

Приехав в улицу Сен-Фиакр, они поднялись в мансарду, где составлялась газета, и Люсьен был удивлен, восхищен, увидев, с какой радостью его товарищи приняли предложение разгромить книгу Натана. Гектор Мерлен взял листок бумаги и написал следующие строки, предназначавшиеся для его газеты:

Вторым изданием выходит книга г-на Натана. Мы полагали умолчать об этом сочинении, но его мнимый успех принуждает нас поместить статью не столько о самой книге, сколько о новых направлениях в нашей литературе.

В "Отделе юмора" для ближайшего номера Лусто поместил заметку:

Книгоиздатель Дориа выпускает вторым изданием книгу г. Натана. Разве ему не ведома судейская аксиома: "Non bis in idem?" [29] Отважным неудачникам слава!

Речи Лусто были для Люсьена подобны факелу, желание отомстить Дориа заступило место и совести и вдохновения. Три дня он не отрываясь работал над статьей в комнате Корали, сидя перед камином; Береника ему прислуживала, притихшая и внимательная, Корали оберегала его покой. Наконец Люсьен набело переписал критическую статью, занявшую почти три столбца и отмеченную высокими качествами. Он поспешил в редакцию: было девять часов вечера. Он застал там сотрудников и прочел им свой труд. Все слушали серьезно. Фелисьен, не сказав ни слова, взял рукопись и сбежал вниз по лестнице. "

29

 Дважды за одну вину не карают (лат,).

– Что с ним?
– вскричал Люсьен.

– Он понес твою рукопись в типографию,- сказал Гектор Мерлен,- это верх мастерства, слова не выкинешь, строчки не прибавишь.

– Тебе только укажи путь!-сказал Лусто.

– Желал бы я видеть, какую мину состроит Натан, прочтя завтра вашу статью,- сказал другой сотрудник, сияя от удовольствия.

– С вами опасно ссориться,- сказал Гектор Мерлен.

– Хлестко?-с живостью спросил Люсьен.

– Блонде и Виньон упадут в обморок,- сказал Лусто.

– А я еще написал для вас статейку; в случае удачи можно дать целую серию этого жанра.

– Прочти,- сказал Лусто.

И Люсьен прочел одну из тех прелестных статей,

создавших благоденствие газетки, где он на двух столбцах описывал какую-нибудь подробность парижской жизни, рисовал какой-либо портрет, тип, обычное явление или курьез. Эта проба пера, озаглавленная "Парижские прохожие", была выполнена в новой и своеобразной манере, где мысль рождалась от звучания слов и блеск наречий и прилагательных возбуждал внимание. Эта статья так же отличалась от серьезной и вдумчивой статьи о Натане, как "Персидские письма" отличаются от "Духа законов".

– Ты прирожденный журналист,- сказал Лусто.- Статья пойдет завтра. Писать можешь сколько душа пожелает.

– Ну!
– сказал Мерлен.- Дориа в ярости от двух снарядов, которые мы метнули в его лавку. Я только что от него; он изрыгал проклятия, срывал злобу на Фино; ведь тот ему сказал, что газету он продал тебе. А я, отведя его в сторонку, сказал ему на ухо: "Маргаритки" вам дорого обойдутся! К вам приходит талантливый человек, а вы его выпроваживаете. Мы же встречаем его с распростертыми объятиями!"

– Дориа как громом будет поражен статьей, которую мы только что прослушали,- сказал Лусто Люсьену.- Видишь, дружок, что такое газета? А твое отмщение идет своим чередом! Барон Шатле утром спрашивал твой адрес: ведь сегодня напечатана убийственная для него статья, бывший щеголь потерял голову: он в отчаянье. Ты не читал газеты? Статья препотешная. Вот, читай: "Погребение Цапли, оплакиваемой Выдрой". В свете госпожу де Баржетон зовут не иначе, как Выдра, а Шатле прозвали: Барон Цапля.

Люсьен взял газету и не мог без смеха прочесть этот шуточный шедевр Верну.

– Они сдадутся,- сказал Гектор Мерлен.

Люсьен принял живое участие и составлении острот и заметок для газеты; болтали, курили, рассказывали о событиях дня, подшучивали над товарищами, подмечая смешные или своеобразные черты их характера. Эта в высшей степени остроумная, злая, шутливая беседа познакомила Люсьена с литераторами и литературными нравами.

– Покамест набирают газету,- сказал Лусто,- мы обойдем театры, я тебя представлю контролерам и введу за кулисы всех тех театров, которые тебе поручены; потом мы навестим Флорину и Корали в Драматической панораме и подурачимся в их уборных.

И они рука об руку пошли из театра в театр, где Люсьена уже принимали как сотрудника газеты; директора говорили ему любезности, актрисы умильно на него поглядывали, ибо все они знали, какую роль сыграла его статья в судьбах Флорины и Корали, получивших приглашение - одна в Жимназ на двенадцать тысяч франков в год, другая в Панораму на восемь тысяч франков. То были скромные овации, возвеличившие Люсьена в его собственных глазах и укрепившие его уверенность в своем могуществе.

В одиннадцать часов оба друга появились в Драматической панораме, и Люсьен держал себя столь непринужденно, что вызывал восхищение. Там был Натан. Натан протянул руку Люсьену, и тот пожал ее.

– Итак, владыки мои,- сказал он, глядя на Люсьена и Лусто,- вы желаете меня зарезать?

– Подожди до завтра, мой дорогой, ты увидишь, как Люсьен тебя разнес! Поверь, будешь доволен. Когда критика настолько серьезна, как у него, книга только выигрывает.

Люсьен покраснел от стыда.

– Полный разгром, - спросил Натан.

– Ничуть,- сказал Лусто.

– Значит, ничего дурного?
– продолжал Натан.- Гектор Мерлен говорил в фойе Водевиля, что насмерть.

– Пускай говорит, а вы потерпите до завтра,- вскричал Люсьен, спасаясь бегством в уборную Корали вслед за актрисой, одетой в обворожительный испанский наряд и в ту минуту уходившей со сцены