Увертюра ветра

Элер Алиса

Всплеск чувств на мгновение всколыхнул угасшее пламя души, заставив его воспрянуть, потянуться ввысь, но почти сразу же сошел на нет. Огненные всполохи опали, исчезая в сыпуче вздыхающим под стопами пепле.

– Что я могу сделать? Бежать, может?
– с горькой усмешкой спросил Эрелайн.
– Предав, тем самым, долг, принадлежащий мне по праву рождения? Но что тогда? Что тогда я сохраню, Лои? Себя? Себя я потерял так давно, что, кажется, никогда не имел. Жизнь? Что это за жизнь, когда нужно контролировать каждый шаг, каждый взгляд, каждый вздох, и не спать всю ночь, забываясь

только на рассвете. Потому что так страшно, что однажды проснусь не я, а она - Ночь, которая будет не только смотреть моими глазами, не только сжигать сердце, но и жить мной, дышать мной. Я не хочу этого. И не позволю.

– И?
– хмуро спросил Лои, поджав руки.

– "И"?
– повторил Айн, обращаясь к себе. Медленно подошел к окну. Поколебавшись, сжал шторы - и резким движением раздернул их. Солнечный свет брызнул из окна, опалив взгляд сияющей белизной.

Эрелайн тяжело оперся руками о подоконник, опустив голову.

Действительно - "и"? И что теперь делать?

Он поднял взгляд от блекло-серого, с искристыми белыми прожилками камня. Перед ним разверзалась бездна неба, пронизанная солнцем и светом - нежно-золотистым, мягким, рассеянным в предутренней дымке. Рассвет, совсем недавно только зарождавшийся в мглистой серости, теперь расцветал.

Еще одна бессонная ночь позади.

Бессонная - и худшая из всех, что он знал.

Чувства, которые еще недавно жгли его, внутри, и вплеснувшиеся яростным пламенем скрипичных вскриков, теперь потухли. Вслед за безразличием выгоревшей дотла души накатила усталость. Хотелось лечь - и забыться тревожным сном, до полудня.

А лучше - навсегда.

...ответ, уже высказанный, но так долго неосознаваемый, но не принимаемый, вертелся на языке.

Он с силой оттолкнулся от подоконника и обернулся. Ладонь мазнула по шершавому, приятно холодящему кожу камню.

– И ничего. Все будет, как прежде, будто ничего не произошло. Идти с повинной я, конечно, не собираюсь. Но если все узнают... что ж.

Пальцы, в такт задумчивости, забарабанили по подоконнику.

– Я не буду сопротивляться. Выбор, жить мне или нет, останется за ними.

– "Выбор"...
– с горьким смешком откинулся Лои, точно тихое эхо.
– "Выбор"! Ты всерьез думаешь, что они будут способны сделать выбор? Как повела себя леди Ириенн, узнав?

– Как?
– голос Эрелайна дрогнул, но лицо осталось по-прежнему безразличным. Только усталым - до невозможности.
– Как с чудовищем.

– Они не будут ни выбирать, ни судить. Ты знаешь это. Стоит им узнать, как они обезумят... и сами станут чудовищами в своей жестокости.

Лои поднял взгляд - выцветший, обессилевший, как бы безмолвно спрашивающий и ждущий ответа.

Айн покачал головой.

– Но ты даже...

– Нет, Лои. В конечном счете, у меня всего два пути: захлебнуться Тьмой, утонуть в ней, потеряв себя и забыв о себе, или шагнуть на эшафот. И знаешь...

Он замолчал, на мгновение, чему-то грустно улыбнувшись, и твердо закончил:

– Я предпочту второе

– Всегда есть другой путь, - Лои покачал головой, зная, что не переубедит, но н желая отступать.

–

Я не верю в него. Прости.

Лоир несогласно нахмурился, но промолчал, зная, что не сможет переубедить.

Эрелайн отвернулся, показывая, что не собирается продолжать разговор. Подошел к столу. Нежно провел пальцами по скрипке - такой теплой, живой, родной...

Звука шагов он не услышал - только легкий стук, с которым за Лоиром закрылась дверь.

Сам не зная, зачем, он обернулся, провожая ушедшего друга долгим взглядом.

Опомнившись, Эрелайн качнул головой, стряхивая путы задумчивости. Бережно убрал скрипку в стоящий рядом, на столе же, футляр, защелкнул его, подхватил и направился к двери, ведущей из кабинета в спальню. Маленькую, небольшую, тонущую в свете - штор в комнате не было.

День жег, мучил его; день обещал борьбу. Ночь успокаивала, дарила любовь, утешение... и этим была гораздо страшнее невозможно ясного дня. Поэтому в свои сны он ее никогда не впускал.

***

Я взбежал по тонущему в зелени дикого сада крыльцу. Тихонько заскрипели половицы, прогибаясь под легкими шагами. И резко вздохнули, когда я на секунду сбился с него.

Возвращаться - или?..

Пальцы, почти коснувшиеся дверной ручки, замерли в нескольких дюймах. Замерли - и сжались в кулак.

Я обернулся. Выложенная осколками искристых разноцветных камней дорожка, игриво вихляющая то влево, то вправо, уводила вглубь сада и дальше, на мозаичные улицы нис-Эвелона. По мосткам - невесомым, ажурным, по-кошачьи выгнувшим спины, через звонкие ручьи, по густому, одичавшему парку, где в тени деревьев прячутся тонкостанные статуи, вниз по улице Старых Лип. До маленького домика со скрипучей калиткой, обнятого низкой оградкой, затерянного среди бушующей зелени сада...

Рука опустилась вниз. Я в нерешительности остановился.

Больше всего хотелось сбежать с крыльца и ступить на дорожку - не прежним нарочито спокойным, будто бы пытающимся скрыть мое волнение, шагом, а бегом. И оставив позади и кованые перила мостов, и тенистую прохладу парков, и ворчливо скрипнувшую калитку не сказать - крикнуть, задыхаясь от бега и чувств, рвущихся из груди вспугнутыми птицами.

Крикнуть... но что? За тот час, что я проходил по прилегающим клочкам, маленьким площадям, убранных в изящную оправу из мостов и прозрачных ручьев, я так и не смог решить. Как не смог сейчас.

Я тряхнул головой, отгоняя мысли, в которых окончательно запутался, потянул дверь на себя и, не колеблясь, шагнул в дом.

– Собираетесь?
– окликнул я тех, кого оставил несколькими часами ранее, мягко прикрыв за собой дверь. Глубоко вдохнул, как перед прыжком в воду. Привести в порядок растрепанные чувства это, конечно же, не помогло, но в собраться - вполне. Светлое дерево, которыми были отделаны стены, казалось, излучало свет и тепло, и вязкая горечь сожаления, ощутимая как назойливый, навязчивый привкуса во рту, почти растаяла. Настроение немного улучшилось, и я, более не давая себе времени задерживаться у порога, в несколько шагов пересек крошечную прихожую, и, не сбавляя темпа, шагнул в арку.