Уютная душа
Шрифт:
Третье — брак ценен сам по себе. Вступая в брак, ты приобретаешь не только человека, который будет рядом с тобой, но и общественный статус. Ради этого стоит мириться с недостатками мужа, ибо идеальных людей не бывает.
Вооруженная столь добродетельным мировоззрением, Таня не особенно переживала из-за отсутствия любовных ухаживаний со стороны одноклассников. Зато она с золотой медалью окончила школу.
А в конце июня умерла Танина бабушка по отцу. Вместо выпускного вечера семья отправилась на похороны.
После бабушки осталась квартира на улице Петра Лаврова.
Родители восстановили старые знакомства, к тому же медалистке и сельской жительнице было легче, чем другим, и она поступила с первого раза.
Уезжая обратно в деревню, родители не боялись оставить семнадцатилетнюю, не знавшую городской жизни дочь одну. Они верили в ее разумность и добродетельность. Мама только просила не проболтаться однокурсникам о том, что Таня живет одна в квартире: «Однокурсники будут без конца устраивать у тебя вечеринки, и ты оглянуться не успеешь, как квартира превратится в притон».
Поэтому Таня врала, что живет с теткой.
Времена были тяжелые, и, хоть родители исправно высылали деньги, уже на первом курсе она устроилась ночной санитаркой на кафедру нейрохирургии.
Училась она хорошо, считалась одной из лучших студенток на потоке, однако истинной ее целью была вовсе не учеба. «Нужно выходить замуж!» — она засыпала и просыпалась с этой мыслью.
Увы, среди сокурсников, как и раньше среди одноклассников, она не пользовалась успехом. У Тани не было ни одного ухажера, словно ее заколдовали!
Она перепробовала, кажется, все способы привлечь внимание молодых людей — тратила все присылаемые родителями деньги на одежду, красилась, репетировала перед зеркалом лукавые взгляды и озорные улыбки… Ничего не помогало.
Теперь, с высоты своих двадцати девяти лет, Таня могла объяснить свои тогдашние неудачи тем, что основная масса сокурсников была ориентирована на легкие, ни к чему не обязывающие отношения, а она была для этого слишком положительной.
Но человек склонен оценивать поступки других людей сквозь призму собственных приоритетов. Тогда Таня искренне считала, что мальчик, приглашающий ее однокурсницу в кафе, уже задумывается о женитьбе, и жестоко завидовала подружке.
К Восьмому марта она была близка к отчаянию. В активе не было ни одного поцелуя, ни одного медленного танца! Сокурсники даже не знали, как замечательно она танцует.
«А вдруг никто в меня никогда не влюбится?!» — эта страшная мысль будила ее по ночам, заставляла сердце бешено колотиться.
Среди однокурсников уже сложились постоянные пары, многие девчонки нашли ухажеров на стороне. Состоялось несколько свадеб, а одна девушка даже ходила с заметным животом.
Тогда Таня попыталась влюбиться сама, выбрав одного из самых ярких мальчиков на курсе. Несколько месяцев она старательно убеждала себя, что не может без него жить. Но здоровая психика сопротивлялась надуманным страданиям, и
…Банка джина опустела, но ей так и не удалось привести мысли в порядок. Она ведь так волновалась перед визитом к Миллеру! Почему-то ей казалось, что, переступив порог его дома, она попадет в волшебный мир, в другое измерение, где существуют любовь и радость, а не только свинцовое уныние привычки и долга. И пусть он заподозрил ее в корысти, эта обида тоже была из того недосягаемого мира, где возможна любовь. Даже сейчас, сидя на скамейке, Таня все еще находилась в сказке и не хотела расставаться с ней.
Ах, если бы тогда она не была так помешана на замужестве! Если бы это не было для нее целью, ради которой можно вытерпеть все, что угодно!
Новый доктор абсолютно не понравился ей. В глазах его плескалась ненависть к окружающим, и было непонятно, зачем он выбрал свою профессию. Он производил впечатление какой-то непромытости, запыленности, гораздо более неприятной, чем обычная холостяцкая неухоженность.
Привыкшая к мужскому равнодушию, Таня даже не подумала, что может ему понравиться.
На застолье по случаю Восьмого марта новенький сидел среди профессоров, много курил, вел научные беседы и презрительно посматривал на веселящихся от души коллег.
Он притиснул ее на лестнице, когда Таня собралась уходить.
— Ты мне нравишься, — сказал он снисходительно и поцеловал ее в губы.
От изумления Таня даже не стала вырываться. Влажные прикосновения полных мягких губ были неприятными. Зная от подружек, что целование — процесс обоюдный, она тоже пошевелила губами и тут же ощутила его язык у себя во рту. Это было мерзко, и она отпрянула.
— Ну ладно, иди домой, — неожиданно сказал он.
Бедная Таня не спала ночь, пытаясь понять, что с ней происходит.
Почему признание в любви и первый поцелуй оказались такими противными? Из-за того, что новый доктор не пошел провожать ее? Или из-за того, что он сказал «Ты мне нравишься» таким тоном, словно наградил ее орденом, причем незаслуженно. «Я снизошел до тебя, маленькая санитарка, и ты должна быть благодарной мне до гроба!» — вот был истинный текст его заявления. Или у нее чересчур чуткое ухо и она услышала то, чего не было?
К утру она заставила себя переменить мнение о нем. Наверное, он не так плох, раз смог разглядеть в неказистой санитарке привлекательную и хорошую девушку. К тому же отвергать поклонников — для нее непозволительная роскошь. Вдруг больше никто в нее не влюбится, и она останется старой девой?
Пусть плохонький, да свой. Потом, уже будучи замужем, Таня напомнила маме эту максиму. «Не настолько же плохонький», — еле слышно пробормотала мама, но дочь услышала.
Борис Владиславович не позвонил ей, хотя номера телефонов всех сотрудников висели возле поста. Он просто дождался, когда она придет в клинику на дежурство.