Уйын Полоза. Книга первая

Дед Скрипун

— Черт. — Выругался, поморщившись Максим. — Совсем сил нет. Надо приводить себя в порядок. — Он вздохнул, и пересилив себя все-таки смог подняться на ноги. Покачнулся, но устоял. В ступне боли не было, и это радовало.

Сначала медленно, потом все быстрее и интенсивнее, начал делать зарядку, разгоняя кровь. В первую очередь, неторопливо, размял руки, затем шею, и поясницу. Из прошлой, военной жизни, он помнил, что нельзя себя жалеть. Реабилитация после ранения, это в первую очередь работа, борьба с собственной ленью, через боль, и «не хочу», через стиснутые зубы к полному исцелению. Движение — жизнь, а лежание

в кровати, это состояние перезревшего баклажана, жалкого ничтожества, ищущего хлопающими глазенками всеобщего сострадания, вымаливающего заботу.

Когда вернулась Ирина, то он уже интенсивно делал наклоны, касаясь пальцами деревянного пола, и приседал.

— Вам еще нельзя! — Всплеснула девушка руками, и подбежала, пытаясь его усадить назад на кровать.

— Тебя. — Поправил ее Максим. — Сказал же, что хватит уже «выкать», а на счет того: «Что можно, а что нельзя», то я уж это как-нибудь сам решу. Ты же не врач, чтобы давать мне советы, а уж тем более предписывать лечение.

— Извини. — Покраснела девушка.

— Нет, это ты меня извини. — Улыбнулся заискивающе, по-доброму Гвоздев, сообразив, что вспылил зря, и только что обидел человека, проявившего к нему заботу. — Окрысился понапрасну, а ты вон какая молодец, и дом обставила, и убралась, и одежду мне вычистила. Спасибо.

Ирина еще сильней покраснела:

— Эта сквалыга запросила целых два сапфира, за простую стекляшку. — Она поставила на стол трехлитровую банку. — Еще и сказала, что почти задаром отдала. — Девушка посмотрела на посапывающую на кровати пиявку. — Мог бы ее и на пол положить. Вон простынь слюной как уделала, не отстирать теперь. А она вообще поместится туда? — Она перевела взгляд с пиявки на стол.

— Не знаю. — Пожал плечами Михаил. — Не поместится, так выкину, аквариума ей тут вряд ли можно найти, да и, честно говоря, не знаю, нужна ли она вообще?

Пиявка, как не странно поместилась, втекла внутрь стекла, как ртуть, заполнив все пространство коричневой, волосатой массой, и даже не проснулась, пока ее туда то ли запихивали, то ли заливали.

— Там я лапши домашней наварила, на кухне на плите кастрюля стоит. Ты же наверняка есть хочешь. Третьи сутки голодный. — Встрепенулась Ирина. — Знаешь, а я ведь, до попадания сюда, совсем готовить не умела. Спортивные сборы, учеба, тренировки. — Она тяжело вздохнула, вспомнив дом. — Не до этого было, а тут, поработала в «Едальне», и научилась. Оказывается, это тоже интересно…

Суп оказался действительно вкусный. Тонкие ленточки лапши в курином, слегка желтоватом бульоне, с кружками расплавившегося жира на поверхности, ровные дольки картошки, и пережаренная с луком морковка, давали золотистый цвет.

Деревянная ложка стучала по дну глиняной тарелки, отправляя в рот уже вторую порцию подливаемой Ириной добавки. Максим, поглощённый столь приятным занятием, молчал, а девушка, все понимая, не приставала с ненужными сейчас разговорами, сидела напротив, улыбалась и смотрела как он аппетитно ест.

— Да у вас тут семейная идиллия, даже нарушать не хочется, а придется. — В дом ворвался взлохмаченный, запыхавшийся Угрюм. — Чувствую себя зеленым пацаном, а не солидным мужиком. — Выдохнул он. — Приятного аппетита кстати. Но позвольте вас потревожить, и оторвать от столь приятной работы. Профессора нигде нет, и никто не знает, где он.

— То есть

как? — Максим с сожалением оторвался от тарелки и посмотрел на возбужденного гостя. — Может рыбу ловит? Он любитель посидеть с удочкой?

— Нет его там. Сам, лично сбегал. Нет нигде Профессора. Принес два дня назад тебя, как тряпку бросил на кровать, и пошел в «Едальню» обедать, угостился у Шашлыка, пивка выпил, и ушел. Больше его никто не видел. — Угрюм сел напротив.

— Чертовщина какая-то. — Нахмурился Гвоздев. — Вот где у меня уже эти таинственные исчезновения. — Он провел рукой по горлу. — Надо его срочно найти. Он слово знает, которое нам сейчас нужно. Может напился водки, и дрыхнет, где-нибудь в кустах?

— Может и так. — Задумался Угрюм. — Но я в это не верю. Во-первых, я запретил продавать хмельное в дневное время, а он пришел днем, во-вторых, не замечен был ранее Профессор в злоупотреблении. Мог, конечно, выпить, когда финансы позволяли, но так, чтобы упасть, и себя не помнить… — Он поднялся. — Нет, не было такого с ним раньше. Давай, заканчивай с обедом, я смотрю, ты уже на ноги встал, и судя по тому, как веслом (ложкой) орудуешь, вполне здоров. Идем дедулю нашего искать.

Начать решили с «Едальни». Ведь именно после ее посещения, и пропал Профессор, и именно Шашлык видел деда последним.

Хозяин местной забегаловки встретил посетителей, пряча глаза, и с заискивающей улыбкой. День только — только вступал в свои права, и потому он предложил позавтракать, обещая удивительного вкуса блинчики со сметаной, или с медом, на выбор, и чай с чабрецом.

То, что дальше произошло, Максим никак не ожидал увидеть, и потому был не готов к такому развитию событий.

Хозяин поселения довольно мило улыбнулся хозяину «Едальни», и вдруг резко, без замаха, коротким джебом (прямой удар) вогнал ему кулак в арбузное пузо. Тот хрюкнул вырвавшимся из горла воздухом, согнулся побледнев, затем побагровел, а Угрюм в этот момент, не дав ему очухаться, ухватил за ворот, и словно тряпичную куклу швырнул в угол, где тот растянулся на полу. Неторопливо подошел, наступил на грудь грязным сапогом, с прилипшими кусками глины, и направил пистолет в лоб:

— Мне тут Художник квест нарисовал, Профессора найти. — Он все так же мило улыбался. — И знаешь, ему кажется, что ты причастен к пропаже. Наверно ему уверенности придает твое бывшее знакомство с Бакланом, и притаившаяся злость на твою причастность к дуэли. Убить ведь парня хотели, а хабар поделить? Колись гнида! У нас в Уйыне такое не прощается, за такое свинцом между глаз платят. Как ты думаешь, разрешить вам подуэлится? Ты, по-моему, зажился в этом красивом мире? Пора на покой.

— Я не виноват. — Шашлык стал белее снега, а голос сорвался в хриплый писк. — Это все Баклан. Я не причем… Он новичка богатого увидел, и хотел поживится…

— Ты всегда не причем. — Сощурился, не переставая улыбаться Угрюм. — Но от твоего: «Не причём», дерьмом за версту несет. Так и прет нечистотами.

— Клянусь, не при делах я. — Уже едва не плакал Шашлык. — Это все Баклан… Он задумал Художника упокоить, а хабар забрать. Зачем пацан богатством светил?.. Сам виноват.

— А Профессора куда дел? Или скажешь, что тоже не причем? — Хозяин Сытухи вдруг перестал улыбаться, и сверкнув гневом в глазах, рявкнул. — Куда Скрипуху дел, боров? Считаю до одного. Раз!