Уйын Полоза. Книга первая
Шрифт:
— Дура! Нужна ты мне. Я по делу пришел. Вот Художника вам представить, очень этот парень с твоим мужем познакомится хочет. Вопрос у него к нему, да и у меня тоже есть о чем спросить. — Он ехидно хмыкнул. — Так, когда говоришь мужик-то вернется? Не досуг мне его ждать. Времечко мое дорого, вас много, а я один. Может проводишь до леса, где он жердины рубит?
— По чем мне знать, где его носит. — Огрызнулась Оторва поставив двустволку между ног. — Вам надо, вы и ищите, а я отдыхать домой пришла, целое утро на поле, и вечером еще мотыгой махать, а ночью кабанчиков пугать. Картошечку-то
— Платили бы прилично за помощь, и нашлись бы люди, а жадные, они всегда в убытке. Вы жадные, вот и корячьтесь сами, и не скулите о помощи. — Встал Угрюм. — Пойдем художник, знаю я тут одну делянку, где может быть наш сбежавший от разговора свидетель. Далеко он не пойдет, не дурак жердины таскать на себе черти знают откуда, транспорта у нас нет, не город.
— И ничего он не сбегал, по делу пошел, ты же не предупреждал, что зайдешь. — Встала вместе с хозяином поселения женщина. — Найдете, скажите пусть домой идет немедля, насос поливочный сломался, чинить надо. Механику платить, а где он камешки припрятал, не знаю. Одни расходы, и никакого прибытку с этого фермерства.
— Вот, смотри Художник, это к нашему с тобой давешнему разговору. Даже жене мужик не доверяет, а ты говоришь… — Едва они вышли из землянки, вздохнул Угрюм, и устало махнул рукой. — Устал я Художник. Живу по инерции. Надоело все. Покоя хочу. Такого покоя, как у друга моего. Прав корешок мой был во всем. — Он замолчал, и пошел не оглядываясь вперед.
Максим не стал расспрашивать. Зачем, ведь Угрюм говорил это не ему, а скорее самому себе, пытаясь в чем-то убедить терзающуюся душу сомнениями, и принять непростое решение. Гвоздев пошел следом, задумчиво посматривая на ссутулившуюся спину.
Местность поменялась неожиданно, и вся сразу. Вот вроде бы все тот же смешанный лес, те же елки, березы, те же кусты, и трава, но и в то же время все совершенно другое. Только что был разгар лета, и вот уже желтые листья первой половины осени. Резкий, ошеломительный переход, ведь границы изменений не видно, даже намека нет. Один шаг, и ты уже в другой реальности. Жаркое солнце моментально закрылось низкими, свинцовыми тучами, и перестало согревать тело, а холодный ветер, крутанув опавшие листья, зябью пробежал по коже.
Максим остановился, ошеломленно рассматривая под ногами куст брусники, с налитыми соком, бордовыми ягодами, а под ним гриб, обычную сыроежку, с приклеившейся к шляпке, спящей улиткой.
Где-то далеко, на грани слышимости, закуковала кукушка, отсчитывая кому-то остатки жизни, и только ее «Ку-ку», и легкий шепот первой облетающей на ветру листвы, готовившегося к зимней спячке леса, нарушал тишину.
Угрюм, поглощённый своими думами, не обращая внимания на остановившегося спутника, уходил все дальше и дальше, и поэтому Максиму пришлось перейти на бег, чтобы его догнать. Неожиданно пошел мелкий, моросящий, больше похожий на пыль дождь.
— Мисы ушли, это плохой знак. — Неожиданно остановился Угрюм.
— Кто? — Не понял Максим.
— Мис-хумы говорю, собак их не слышно. Обычно они начинают тявкать при приближении чужаков, а сейчас тихо. Плохо это. Вон за той грядой. — Хозяин поселения указал кивком головы направление. —
Делянка, о которой говорил Угрюм, оказалась простым орешником. Потянуло дымком от костра, и скоро путники вышли к небольшому, на одного человека лагерю на живописной полянке, около хрустального ручья.
Булькал кипятком котелок, а рядом, свернувшись калачиком, мирно спал человек. Рядом с ним, нарубленные, связанные в пучок, готовые к переноске жерди орешника.
Угрюм сел рядом со спящим, подкинул в костер из-под ног ветку.
— Чайком не угостишь? — Хмыкнул он.
Мужчина тут же подпрыгнул, словно и не спал вовсе, и резко выхватив из кобуры револьвер, молниеносно направил его в сторону нежданного гостя, увидел Максима, и прицелился уже ему в грудь, быстро передумал, и вновь нацелился на первого, затем видимо осознал, что его побеспокоили не враги, и кинул оружие в кобуру.
Высокий, рыжий, с коротко постриженной бородой, голубые глаза смотрят безучастно, с какой-то ленцой, голос певучий, размеренный.
— Мог бы и пристрелить. — Он сел и зевнул. — Ты, Угрюм, когда-нибудь доиграешься со своими выходками. — Он невозмутимо вытащил из мешка, совсем еще недавно служившего ему подушкой, кулек, отсыпал в ладонь содержимое и бросил в бурлящий кипяток. — Чашка у меня одна, так что не обессудьте, чай будем пить по очереди. — Он оторвал взгляд от котелка, и перевел на хозяина поселения. — Чего от меня так срочно понадобилось, что даже сюда пришел?
— О чем с Профессором разговаривал? — Задал вопрос, без всяких прелюдий Угрюм, не отрывая взгляда от занявшейся пламенем, подкинутой им в костер ветки.
— С кем? — Поначалу не понял Помело, а потом вдруг до него дошло о ком идет речь, и он хмыкнул. — Со Скрипухой что ли? То же мне Профессора нашли. — Да, ни о чем. Попросил его с Художником познакомить, они вроде как кореша… Тот пообещал. Сказал, что как только тот очнется, так сразу и сведет, и что сам ждет этого момента, чтобы «Слово», передать. Такой весь важный был, загадочный. Я выяснять, что за «Слово» такое не стал, не мое дело, ты же знаешь мой принцип: «Меньше знаешь, лучше спишь». Расплатился с Шашлыком за пиво, и ушел. Вот и весь наш разговор.
— Проболтался-таки дед. — Буркнул Максим.
— Когда тебя столько лет считают ничтожеством, то хочется повысить свой статус любым образом. — Посмотрел на него Угрюм. — Так что не осуждай. — И перевел взгляд на Помело. — А больше никого не видел? Может кто рядом сидел, и слышал ваш разговор?
— Не, не было никого, точно говорю. А из-за чего весь сыр-бор-то? — Рыжий подхватил котелок, плеснул бурую жидкость в оловянную кружку и протянул Угрюму.
— Пропал Профессор, и «Слово» не донес, а это очень важно. — Ответил тот. — Может еще чего вспомнишь?