Ужас глубин

Трэвисс Карен

— Господа, — начал он, — я капитан Миран Треску. Я горасниец, и это должно вам о чем-то говорить. Нас осталось очень мало, поэтому смерть любого моего гражданина глубоко расстраивает меня. Я решил, что стоит упомянуть об этом с самого начала, чтобы вы поняли, почему я настоятельнопрошу вас ответить на мои вопросы.

Энадор с интересом рассматривал его:

— Ага, мы знаем, кто такие гораснийцы.

— Прекрасно. — Треску скрестил на груди руки и прислонился к кровати. — Значит, настало самое подходящее

время для вас сообщить мне, где вы держите оружие и боеприпасы и где находятся ваши лагеря.

— Я так и знал, — ответил Лорис. — У вас в заднице, капитан.

— И каким образом ваши друзья топят наши корабли.

Энадор на миг нахмурился, словно действительно не понял вопроса:

— Мы не трогали ваших кораблей после последнего танкера с Имульсией. Мы не топим их, инди. Мы захватываемих.

— Две рыболовные лодки и один фрегат.

— Я же тебе сказал — мы не топим их, а забираем себе.

Треску и бровью не повел:

— Я так надеялся на ваше сотрудничество…

— И что теперь? Будешь топтать меня ногами? Выбьешь несколько зубов? — Лорис взглянул мимо Треску, на Хоффмана. Возможно, он еще не понял, кто здесь за старшего. Возможно, решил, что они разыгрывают хорошего и плохого копа. — Он делает за вас грязную работу, полковник? А мы думали, вы предпочитаете делать ее сами.

Эта сволочь и понятия не имела о том, насколько близко к истине было ее предположение.

— Очень хорошо. — Треску взглянул на часы. — Эти часы мне подарил отец. Они до сих пор идут превосходно. Оченьхорошая работа. Я засеку по своим часам пять минут, и через пять минут я жду ответа на свой вопрос.

Хоффман не знал, какой эффект это заявление произвело на бродяг, но в него слова гораснийца вселили некоторое беспокойство. Треску неподвижно сидел на стуле, а Хоффман терялся в догадках. Разумеется, так и было задумано. Неуверенность и страх оказывали на пленного более сильное воздействие, чем боль. Внезапно ему пришло в голову, что сейчас Треску ударит Лориса кулаком в живот, чтобы окончательно сломать ему таз.

«Это то, что я бы сделал на его месте? Почему именно это пришло мне в голову?»

Ему стало стыдно даже из-за того, что он подумал такое. Ему захотелось выйти отсюда, не смотреть на это, но он продолжал сидеть в углу как соучастник, не зная, что предпринять. Хуже всего было то, что он поверил Энадору насчет кораблей. Действительно поверил. У бандитов было в обычае хвастаться своими подвигами.

В тишине золотые часы Треску тикали особенно громко. Он рассеянно рассматривал их, затем провел большим пальцем по стеклу, словно счищая какую-то грязь.

— Я жду, — сказал он.

Хоффман тоже ждал, в любой момент ждал удара. В конце концов Треску откинулся на спинку стула и театрально вздохнул:

— Очень хорошо. Ваши пять минут истекли. — Он вытащил из нагрудного кармана наушник от рации, напоминавший старые наушники КОГ, и вставил его в ухо. — Буркан, пожалуйста, подойди в изолятор.

Хоффману

уже пятнадцать лет не приходилось никого допрашивать. Червей в плен не брали, так что солдаты КОГ практически утратили навыки допроса. Внутри у него все сжалось, когда Треску поднялся и с беззаботным видом подошел к окну. Лорис и Энадор явно готовились к худшему. Энадор вызывающе выставил челюсть, но рука, сжимавшая простыню, выдавала его волнение. Возможно, в действиях Треску был смысл.

Открылась дверь, и появился могучий гораснийский сержант, ведя сына Энадора со связанными руками. Лицо у парня покраснело. Энадор оглядел его:

— Сынок, что они с тобой сделали?

— Ничего, отец.

«Все понятно, — подумал Хоффман. — Сейчас начнется самое неприятное». Ребенок может убить — и убивает — точно так же легко, как и взрослый. Этот мальчишка делал бомбы. Хоффман напомнил себе о том, что в других странах пацаны моложе Ниала Энадора считаются взрослыми мужчинами.

Буркан молчал. Хоффман ждал, что он начнет избивать парня. Треску лишь взглянул на часы.

— В последний раз спрашиваю, — произнес он. — Обычно я до этого не снисхожу. Господин Лорис, скажите мне, где расположены ваши лагеря и склады оружия.

Значит… он собирается заняться Лорисом, а Энадору предоставить мучиться неизвестностью; он сделает все, только бы не причинили вред его сыну, и…

— Тебе конец, полковник, и тебе, инди. — Переведя дух, Лорис приподнялся. Хоффман предпочитал иметь дело с врагами, заслуживающими презрения, но эти негодяи были упрямы и преданы своим, как любой солдат КОГ. — Ваш мировой порядок испарился, но вы никак не можете это понять. Поверьте мне — вы кончите как бродяги, только у нас есть многолетний опыт, и мы уничтожили слабаков. А ваши государства просто рассыплются. Естественный отбор. Жестокая штука, верно?

— Верно, — ответил Треску.

Затем он вытащил из кобуры пистолет и спокойно приставил его к голове Лориса. Он не угрожал, не размахивал оружием, не кричал — никаких старомодных приемов, которые ожидал от него Хоффман. Треску просто нажал на курок.

Раздался оглушительный грохот. Кровь залила светлую стену позади кровати и пожелтевшие накрахмаленные простыни.

Все было кончено.

Хоффман видел, как Ниал открыл рот, — он был ребенком, просто ребенком. Следующая секунда тянулась бесконечно, наступила звенящая тишина, и Хоффману показалось, что сердце его перестало биться.

За эту секунду он испытал множество ощущений: неверие, шок, жуткое понимание того, что произошло непоправимое, понимание того, как короток этот кошмарный, необратимый миг. Хоффману приходилось наблюдать множество гораздо более страшных смертей, он видел, как умирали его друзья, он и сам нажимал на курок и после этого чувствовал себя уже почти не человеком. Прошлое пронеслось у него перед глазами, возникло рядом, как недруг, от которого он хотел скрыться, перейдя на другую сторону улицы. Оно никогда не оставит его в покое.