Узы крови
Шрифт:
Гермионе начинало казаться, что она здесь лишняя, и стоило бы оставить Гиневру наедине с ее мыслями – Морроу будто забыла про ее присутствие.
– Хотя сейчас я думаю, что Блэк именно тот, кто ей нужен, – продолжала Гиневра. – Тали флегматичная и сдержанная, а он… она говорила, что он для нее, как южный ветер ранней весной.
Она тряхнула головой, словно прогоняя наваждение, и вновь приподнялась на локтях.
– Значит, персона в маске у нас Регулус Блэк? – оживленно спросила она.
Гермиона кивнула.
– И выглядит на восемнадцать лет? – весело расспрашивала Гиневра.
Гермиона
– Чистая магия, – удивленно округлила глаза Гиневра. – Никогда бы не подумала. Хотя я с ним совсем не общалась, мне он казался просто смазливым мальчиком, любимчиком матери.
Гермиона не без удовольствия отметила, что знает его получше. М-да, таких хитрых и умных «смазливых мальчиков» еще поискать надо.
– И все-таки, что с ним сталось? – Гиневра так и искрилась от любопытства. – Я помню, он просто пропал, и все. Никто не знал, куда он… – она опять уставилась перед собой. – Или Темный Лорд знал.
Гермиона молчала: нет, она больше никогда никому ничего про него не расскажет.
– Но он очень сильный маг, – констатировала Гиневра. – В Хогвартсе мне показалось, что мы с ним на равных. А ведь никто понятия не имел, что Регулус способен на нечто подобное. Неужели он такой хитрец? Никому ни словом не обмолвился, – она вздохнула, смешно надув щеки. – Чем дольше живешь, тем больше удивляешься людям, – помолчав, она внезапно сменила тему: – А как тебе Рей Мальсибер?
Вопрос застал Гермиону врасплох. Она раскрыла рот, но с первого раза не смогла издать ни звука.
– По-моему, он чудесный парень, – кажется, Гиневра как-то по-своему истолковала ее реакцию.
– Нет, – буркнула Гермиона.
Гиневра удивленно вскинула брови.
– То есть, – Гермиона почувствовала себя неблагодарной и нехорошей. – То есть, он чудесный парень и непременно встретит чудесную девушку, я в этом уверена. Я буду за них рада, – она тщательно подчеркнула слово «них».
– Ага, – Гиневра выглядела самую чуточку разочарованной. – Ну, а, в общем, есть кто-нибудь настолько чудесный, чтобы… – она явно чувствовала себя неудобно и старалась подобрать слова поделикатней, – чтобы не отдавать его другим девушкам? – Гиневра тут же поморщилась, недовольная тем, как это прозвучало.
«Надо же, я же никому не рассказывала», – не без удивления обнаружила Гермиона, а вслух сказала:
– В общем, нет.
– А в частности? – допытывалась Гиневра.
– Нет, – щеки залил предательский румянец.
– Ох, конечно, извини, – спохватилась Гиневра. – Меня это вряд ли касается.
Гермиона впервые по-настоящему задумалась, скучает ли Регулус по ней, как она по нему, хочет ли увидеться и волнуется ли за ее судьбу. И поняла, что не может ответить на эти вопросы.
– Нет, просто в частности тоже ничего не происходит, – пробормотала Гермиона с ноткой невольной досады.
***
Вечером Регулус смылся из поместья Принц. Ему не терпелось узнать, насколько продвинулись поиски Андромеды, а в голове был полный сумбур. О каком таком проклятье говорила Гермиона? Неужто сила Морроу – это результат проклятья? Хотя вполне может быть.
– Это просто гениально, Меда! – донесся до него восторженный возглас Сириуса, когда он подходил к библиотеке.
Регулус вошел, чувствуя, как
– Андромеда нашла способ снять Метку!
Регулус смог только растерянно улыбнуться. Нет, он ждал результата от их поисков, как только они нашли способ наложить Метку: описание ритуала таки сыскалось в библиотеке Поттеров. Это действительно было изобретение Марволо, древнее и тщательно скрываемое. Но он абсолютно не ожидал, что Андромеда найдет ответ так быстро.
– Я долго не могла понять, в чем загвоздка, – затараторила Андромеда, размахивая бумагами. – «Рубец на душе», «Метка есть рубец на душе». А я все думала, что же в этих словах заставляет меня насторожиться? Столько книг в голове перебрала. Если бы все, что я помню, еще и укладывалось в единую систему, стояло по полочкам, как в библиотеке… Так вот, первоначальное значение сочетания этих рун, – она ткнула пальцем в древний фолиант, – было не «рубец», а «рана». Вот я и решила, что эта чертова книга без датирования может быть еще старше, чем мы предполагали. Метка – это рана. Сквозь такую рану прямо на душе, между прочим, утекает часть силы волшебника. И не куда-нибудь, а к Темному Лорду. А я все думала, ну как? Как он может быть настолько могущественным?
Регулус медленно кивнул, внезапно очень отчетливо вспомнив боль во всем теле при принятии Метки и ту слабость, которую он испытал потом.
– Если тянуть энергию из одного волшебника, то понятно, что от него останется… да ничего от него не останется, – говорила Андромеда, расхаживая по комнате. – Однако группа людей, довольно обширная, может и не замечать, что какую-то часть ее силы постоянно забирают. И не магической, а, я так полагаю, эмоциональной. В случае с магией сами Пожиратели рано или поздно заметили бы…
– Да, но Меда отклонилась от темы, – встрял Сириус. – Так вот…
Андромеда оттеснила его плечом.
– Так вот, – с нажимом повторила она и перевела дыхание. – Но многие раны можно исцелить, это очевидное утверждение пришло мне в голову, не поверишь, только сегодня утром, – она потрясла в воздухе белым пергаментом.
Регулус протянул руку, чтобы взглянуть на ее записи, и получил ими по пальцам.
– Я не закончила, – строго поджала губы Андромеда. – Разумеется, когда речь идет о таких тонких материях, как душа, нужен не просто целитель.
Регулус машинально кивнул. Когда Андромеда начинала свои путаные объяснения, он редко поспевал за ее мыслью и предпочитал сначала выслушать, а потом утрясти это в голове. Нимфадора у матери за спиной превращала свое лицо то в Медино, то в лица ее слушателей, и корчила забавные рожи: вот Андромеда разглагольствует, бурно размахивая руками, вот воодушевленное, словно просветленное истиной лицо Сириуса с гротескно увеличенными влажно блестящими глазами, вот сам Регулус глубокомысленно морщит лоб (ему Тонкс наколдовала над головой скрежещущие шестеренки). Кажется, гены Сириуса в этой семье берут верх. Люпин косил на девушку глаза и старательно скрывал улыбку в уголках губ, а Стелла давилась едва сдерживаемым смехом.